Реакция пассажиров
Перешла я на белорусский язык несколько лет назад, после приезда в Минск.
Выросла в русскоязычной семье, окончила самую обычную школу, которая не выделялась каким-то необыкновенным отношением к белорусскому языку, поступила в минский университет, который также не отмечался особой любовью к языку.Не могу вспомнить точно тот момент, когда я влюбилась в белорусскость, но помню, что пришло это после прочтения одной поэмы белорусского поэта.
Помню переломный момент, когда я уже, немного познакомившись с русскоязычным окружением, ехала в автобусе, а рядом парень с девушкой о чем-то спорили по-белорусски.Помню, как меня тогда охватила невероятная зависть к ним, как я с замиранием сердца слушала их язык и наблюдала за реакцией пассажиров. Во мне появилось тогда такое подростковое желание выделяться среди остальных, быть непохожей, что, когда вышла из автобуса, решила навсегда перейти на белорусский. Через некоторое время воплотила в жизнь свою заветную мечту. Ходила в магазины и смело говорила: «Скажыце, калі ласка, апошняга нумару гэтага часопіса няма» — А мне в ответ радостное белорусское «Няма». И помню, как довольная, с чувством собственного достоинства шла дальше.
Помню, как слышала такие приятные для меня отзывы «деревенские понаехали, даже говорить не научились», «ишь, оппозиционерка какая-та», а в ответ только улыбалась , и как любила переводить белорусские слова продавщицам и официанткам.
Простые слова
Прошло несколько лет белорусскоязычной жизни, энтузиазм угас, а от бывшего подросткового желания не осталось ничего, нет больше желания быть непохожей, исчезло желание вызвать любопытство.
Сейчас я стараюсь меньше общаться с теми, кто потенциально белорусский не понимает, и использовать самые простые и понятные для них слова.Мне уже так надоело выделяться и наблюдать за реакцией собеседника, которую я могу с легкостью предсказать, только взглянув на него. Мне надоели фразы
…«вы, наверное, будущий учитель белорусской литературы»,
…«это же бенеефовка какая-то»,
…«вы, наверна, из дзяреуни прыехали на сессию».
Мне становится до слез обидно, когда меня просят перевести белорусское слово, и меня тянет на рвоту, когда я вижу удивление на лицах собеседников. А когда я слышу от самых близких мне людей «фу, какой некрасивый язык, ну что это за слово», во мне борются желание треснуть по их голове чем-нибудь и желание замолчать навсегда, больше никогда с ними не вести беседу. Если нельзя говорить по-белорусски, то нельзя говорить вообще.
Но хандра проходит, и я снова и снова начинаю читать лекцию о белорусском языке, длинную, ненужную лекцию, с самого начала осужденную на непонимание. Любопытные вопросы типа: «Ой! А давно говоришь по-белорусски? А как родители? Друзья?» — вызывают у меня одновременно и яростное раздражение, и невразумительную неловкость, от которой срочно хочется избавиться.
Раньше мне казалось, что нужно смело нести язык в массы, а не замыкаться в узком кругу белорусскоязычных, что нужно распространять язык, популяризировать ее.
Единственная дискриминация, которую я когда-либо в жизни ощущала
Но теперь я понимаю, что это задача только для сильных духом людей, что мне надоело быть белорусскоязычной, когда все вокруг говорят по-русски. Это самая большая дискриминация, которую я испытывала в жизни, и вообще это единственная дискриминация, которую я когда-либо в жизни чувствовала на себе.
Люди ошибочно зачастую обращают внимание не на то, ЧТО сказано, а на то, на каком языке это было сказано и исходя из последнего делают свои удивительные выводы.А мне так хочется, чтобы не обращали внимание на внешнюю окраску, а слушали, о чем я говорю или, по крайней мере, понимали, что говорю.
Водители маршруток — это, наверное, самый ярккий пример, который поймут все белорусскоязычные. Если минских водителей столичные белорусы уже успели просветить, то водителям маршруток в маленьких городах еще просвещаться и просвещаться. Никогда еще в провинциальном городе не останавливался водитель маршрутки на нужном мне месте, но я каждый раз снова из дальнего угла маршрутки кричу:
«На наступным прыпынку, калі ласка!»
Опять он не останавливается, опять я повторяю, и здесь обычно уже какой-нибудь спутник втягивается и объясняет водителю, почему я раскричалась, и чего я наконец прошу.
А крикнуть по-русски я уже просто не могу, даже не то, что не хочу, я уже просто не могу, так подсела. Начав разговаривать на белорусском однажды, невозможно потом отказаться от него. Не потому что ты не хочешь, а потому что белорусский язык — это наркотик, она уже никогда от тебя не отпустит.
Когда я стояла тогда в автобусе и слушала парня с девушкой, мне казалось, что белорусский язык — это язык писателей, поэтов, музыкантов, журналистов, что они, создавая свои белорусскоязычные шедевры, не расстаются с языком ни днем, ни ночью...
Сейчас мне противно читать радикально-националистические статьи и комментарии «о мове» тех людей, которые, я точно знаю, ни в парикмахерской, ни в кафе и слова белорусского никогда не произносили.
Пока белорусскоязычные люди всего лишь маленькие беленькие капельки на мрачной черной ткани, которые отчаянно и безнадежно пытаются перекрасить ее в белый.
А мне надоело быть белой капелькой на черном, я хочу быть белой капелькой на белом. Отправила как-то деловые бумаги, которые были полностью оформлены на белорусском языке, и получила следующий ответ
«Как по мне, документы на белорусском языке не являются признаком хорошего тона. Жду русскоязычную версию».
У меня на глазах показались слезы. Ведь оскорбили не язык, а меня, потому что это — мой язык. Чтобы не обращать внимания на языковую дискриминацию в нашей стране, нужно быть железным человеком.
