Андрей Стрижак комментирует эти новости так:
«В 2020 году многое происходило. Это был период самого большого хейта в мой адрес — за всю мою профессиональную деятельность. В то время было много разных забросов, было много слухов и сплетен. Но не припомню ничего, что было бы связано именно с господином Кулаженко.
С самим Павлом лично мы не знакомы. Я знаю, что есть такой человек, он в «Супраціве», сильно критикует Тихановскую и концепт помощи оштрафованным… Но это его право, человек вполне имеет право на критику».
Игорь Макар: Павел Кулаженко предлагал шантажировать или отравить Андрея Стрижака АУДИО
Конец 2020 года Стрижак называет очень сложным временем. Но, уверяет, тогда с Кулаженко он никак не пересекался.
«К тому же, надо понимать, что когда происходят подобные ситуации, то надо смотреть, кому это может быть полезно. И следует помнить, что белорусской власти очень полезно, чтобы мы между собой постоянно срались.
Учитывая новую волну наездов на меня лично (новая уголовка за войну, угроза заочного суда, большое интервью Горы с СК)… — рассуждает Андрей. —
Что касается Карач, мне сложно комментировать. Она персонаж достаточно скандальный. Конфликт с Карач был, это так. Она очень сильно включилась в критику наших действий, и это была деструктивная критика, скорее, наезд. Она очень меня не любит и, полагаю, за эти годы ничего не изменилось.
Но рассуждать, могла ли она иметь к чему-то отношение — это будут допущения, а я их очень не люблю. Как учил меня правозащитник Борис Звозсков: на допросе на вопросы «допускаете ли?« надо отвечать: «Товарищ следователь, допускать можно все, что угодно, даже что вы марсианин. Но ведь это не факт».
О перспективах шантажа уголовным делом, каким-то компроматом или оружием Андрей Стрижак отвечает коротко — это не имеет смысла.
«Во-первых, и в декабре 2020 года, и сейчас сосуществуют две структуры: BY_help и BYSOL. Да, у них совпадает часть соучредителей, но нельзя говорить, что там есть или был какой-то один счет, на котором хранилось восемь миллионов евро.
Второе: все время мы делали выплаты, и на тот момент большинство средств было просто выплачено людям. И если бы тогда кто-то что-то такое и хотел сделать, таких денег у нас просто не было, — рассказывает Стрижак. — Третье. Система нашей работы так выстроена, что я не имел и не имею отношения к финансовым процедурам. Я не могу кому-то что-то перевести, потому что не имею ключей, доступа. Все это было децентрализовано как раз потому, что мы понимали: я могу быть легкой мишенью.
Поэтому, хотите от меня денег? Можете разве украсть мою банковскую карточку, там где-то 150 евро должно лежать.
И если бы ко мне пришли какие-то люди с угрозами — они бы ушли ни с чем. Я бы ответил, что ничего не натворил на уголовку. Считаете иначе? Пожалуйста, идите в литовскую полицию или прокуратуру, пишите заявление, передайте им факты, будем разбираться.
Я живу и действую в правовой стране, здесь шантаж не имеет смысла. Мы в Европе, ребята, здесь все по-другому работает, это не Беларусь.
Если бы мне угрожали оружием — то тоже ничего бы не получили, уже объяснял, что не имею доступа к средствам фондов. Да и с 2015 года я бывал на войне в Донбассе, смотрел в глаза смерти и запугать меня не удастся.
Меня можно убить, но таким образом победить — нельзя».
Андрей объясняет:
«Белорусская власть считает меня одним из самых главных своих врагов. Поэтому я готов к различным вариантам развития событий, включая, и что это можно быть смертельно опасно. Но я живу в таком формате очень давно. И довольно спокойно отношусь к таким перспективам. Да, само собой, есть определенные меры безопасности, но шантаж или угрозы — точно не ко мне.
Что касается угроз, то я постоянно живу в формате red alert: ожидаю, что может произойти все что угодно. Просто я к этому привык. Угрозы прилетают постоянно, как со стороны белорусских властей, так и со стороны каких-то людей, которым я могу не нравиться.
Сигналы идут все время, это превратилось в рутину. Иногда меня предупреждают не о конкретных людях, а об общей опасности: есть большой шанс, что что-то может произойти, будьте бдительны!
Но, если что-то случится со мною либо с каким другим членом команды, фонд BYSOL продолжит работать так же. Мы юридическая структура, имеем системы безопасности разного уровня.
Физическим уничтожением меня невозможно убить BYSOL».
