Закрылись кинотеатры, опустели фитнес-залы
— В Санкт-Петербурге у многих финские визы, получить которые было очень просто, — говорит Яна. — Когда стали уходить мировые бренды, появился новый вид бизнеса — из серии «привезу, что закажете, из Финляндии».
Из продуктов в основном предлагали шоколад, сыры, кофе. Принимали заказы и на товары Zara, Ikea и другие. Отдавали все с комиссией в 3-5 тысяч российских рублей. Москвичи, кстати, делали то же самое, только привозя товары из Европы через Беларусь.
Собеседница «Салiдарнасцi» рассказывает, что несколько месяцев назад из магазинов в городе стали пропадать привычные продукты, кардинальные изменения претерпела сфера услуг и ресторанный бизнес, в котором она работает.
— Есть вроде бы вещи малозаметные, например, пропала продукция Nesquik, наполнитель для туалета моего кота. Переобуться на зимние колеса, самые популярные — финские, оказалось большой проблемой, потому что везде были только остатки. Пропали еще какие-то отдельные товары, для кого-то, может, и не столь важные. Но есть и то, что невозможно не заметить — очень сильно выросли цены.
Для наглядности приведу пример с последней крупной покупкой: кроссовки New Balance до 24 февраля стоили около 6 тыс. руб. ($100), а летом их же продавали по 20 тысяч ($330). Причем новые ценники на всем наклеены поверх старых.
Доллар и евро действительно дешевые, но купить можно только те, которые кто-то сдаст. Таких желающих не много, поэтому ходить по обменникам можно очень долго. Я попробовала как-то, а потом стала покупать валюту через биржу.
Рестораны и кафе перешли в разряд достаточно дорогих удовольствий. Раньше средний чек за ужин на двоих стоил 1,5 тыс. руб. ($25), сейчас — от 2,5 тыс. руб. (примерно $42).
Если принять во внимание то, что уехавшие из-за войны и мобилизации — в основном жители крупных городов, имеющие деньги, то в ресторанах сейчас значительно уменьшилось количество посетителей.
Весь общепит столкнулся с кофейной проблемой. Пошел «серый» импорт через Казахстан, Турцию, соответственно, вырос ценник. И даже при том, что кофе очень маржинальный, зарабатывать на нем стали меньше.
Теперь самый дешевый кофе в стаканчике — от 100 рублей, а в заведении, где раньше он стоил порядка 180 — уже 300-350 руб.
Закрылось много кинотеатров. Не помогли даже уловки с пиратскими копиями. Теперь на своих сайтах кинотеатры в приложении с перечнем нелицензионных фильмов указывают, что «зал выкуплен под индивидуальный показ, и вы можете составить компанию». То есть, говорить открыто, что мы воруем фильмы, все-таки боятся.
Это кино отличается дешевым переводом, не таким гнусавым, как в 90-е, но достаточно противным.
Опустели фитнес-залы. Во многих нет ни тренеров, ни посетителей, большинство из которых были мужчинами, попавшими под мобилизацию.
Прошлой осенью и зимой в вечернее время в зал нельзя было попасть. Сейчас можно идти в любое время, только вечером из 20 человек осталось 5, а в обед теперь я занимаюсь одна.
В автосалонах можно купить новую только китайскую машину, остальные перепродают б\ушные. Сами россияне стали гонять машины через Казахстан и Беларусь.
Яна также рассказывает и о некоторых других новых аспектах жизни города на Неве.
— Санкт-Петербург всегда был туристической Меккой. Сейчас иностранных туристов нет вообще.
Весь город увешан баннерами «Слава героям!», и я смеюсь: когда будем дописывать «Героям слава!». В госучреждениях, включая банки, поликлиники, почтовые отделения, висят объявления «Приглашаем на военную службу».
Буквы Z на зданиях нет, они остались на мусорных баках, на полицейских машинах и транспорте МЧС.
После объявления мобилизации появилось много объявлений «сдам дачу». В самом городе резко уменьшилось количество людей, даже в самых популярных местах в выходные дни, где обычно идешь в толпе, посетителей можно сосчитать.
Одно из самых болезненных наблюдений: многие уехали, бросив животных. При этом власти перечисляли приюты, куда можно было якобы сдать своих животных тем, кто уходит воевать. Однако почти везде отказывают из-за отсутствия мест.
«Все сайты заполнены объявлениями «пожалуйста, заберите кота или собаку», — делится собеседница.
«Никто даже не колеблется, потому что «русский военный так поступить не может»
И все-таки главные изменения, по ее мнению, за этот короткий период произошли с людьми.
— Как ваше окружение отреагировало на войну?
— В ресторанном бизнесе, где я работаю, круг общения у меня очень разный — от директоров до посудомоек. Это и бармены, и официанты, и управляющий состав, и повара, среди которых, например, много бывших эмигрантов из Узбекистана и Таджикистана.
Эти люди мечтали о российском гражданстве, чтобы платить меньший налог и быть как-то уравненными в правах с россиянами.
При этом своих близких друзей я всегда считала достаточно интеллигентными и образованными, способными отличить ложь от правды. И в первые дни практически все они были настроены одинаково: это война, она нам не нужна, нужны какие-то акции протеста.
Все называли войну войной, искренне не понимали, что Россия делает в Украине, и были по-настоящему в шоке. Но буквально через неделю все стало меняться. Пошла массированная пропаганда про СВО, про то, что Россию вынудили, «если бы не мы, то на нас» и прочее в стиле Соловьева.
И самое страшное, что в эту чушь стали верить многие, в том числе и те мои знакомые, которые еще пару дней назад думали иначе. Меня, у которой во Львове живут родственники и брат служит в ВСУ, пытались переубеждать. В общем, круг единомышленников резко сузился.
Яна приводит конкретные примеры, которые, по ее словам, являются вполне типичными и отражают настроения большинства.
— Одна знакомая переехала в Санкт-Петербург из региона больше 10 лет назад. У нее есть муж, ребенок, работа — все нормально. Еще в начале войны мы с ней обсуждали, какой ужас то, что происходит. И вдруг она мне говорит: «В отличие от тебя, у меня нет второй родины».
Этот упрек впоследствии мне приходилось слышать не раз, дескать, я не могу понять истинный российский патриотизм, потому что не россиянка. А у этой молодой женщины настолько перевернулось сознание, что сейчас она уверена: «Россияне защищают свою родину».
Приводить аргументы таким очень сложно. Им по каждому событию набрасывают целую кучу самых нелепых версий — выбирай удобную. Мне говорили и продолжают и про «8 лет», и про биолаборатории, и про нацистов.
Но я все равно каждый раз не могу поверить в то, что все это произносят люди, которых я хорошо знаю, у которых есть высшее образование и широкий кругозор.
Как правило, никто из них не был в Украине ни разу, при этом они прекрасно знают, что я там бывала каждый год. Но никакие здравые мысли о том, что в Украине нацизма не больше, чем в самой России, не воспринимаются.
Еще у одной знакомой, к которой я пришла пообщаться, шел включенный телевизор с Соловьевым. На мое удивление она ответила, мол, да так, идет фоном. Раньше я ничего подобного, никакого такого фона не замечала.
То есть аудитория у пропаганды оказалась совсем не такой, как я себе раньше представляла. Это не только бабушки в деревне с одним каналом ТВ. Это самые разные люди.
На все рассказы о Буче они говорят «это неправда, такого не было». Никто даже не колеблется, потому что «русский военный так поступить не может». Когда показываешь видео о том, что происходит с мобилизованными, говорят, что это разыграли переодетые украинцы.
Сейчас среди моих знакомых нет даже тех, кто говорил бы «не все так однозначно». Теперь для них все однозначно, они во всем уверены.
Еще одна знакомая сорока лет, с которой в первые дни у нас было одинаковое мнение о том, что происходит, сейчас отчаянно собирает гуманитарную помощь мобилизованным. Очевидно, процесс ее увлек настолько, что недавно она вообще заявила: «Если бы я была мужчиной, то давно бы уже бегала с автоматом»
Еще в начале войны нам звонили украинцы, которые находили где-то телефонные базы. Они обращались по имени и спрашивали, знаем ли мы о том, что происходит в Украине. Теперь они звонить перестали, наверное, поняли, что это бесполезно.
На работе все разговоры сошли на нет. Если ты считаешь войну войной, ты не можешь об этом сказать и просто молчишь. Спокойно высказываются только те, кто считает, что Россия права.
Все-таки в Беларуси в 2020-м все были единодушны, разобщение началось гораздо позже. А здесь все боятся друг друга с самого начала, нет никакой сплоченности. Россияне — это совсем не белорусы.
Но в том, что касается протеста, мы сейчас в одинаковых ситуациях. Если ты выходишь с намерением высказать что-то публично, должен быть готов к тому, что тебя заберут в течение получаса. Недавно человек в метро просто поднял над головой карту платежной системы «Мир» — и его забрали за одиночный пикет.
«Все мобилизованные перед отправкой на фронт пишут завещания»
— Изменилось ли что-то после объявления мобилизации?
— Честно говоря, я сама надеялась на это. Но нет! Сразу начала обзванивать знакомых, у кого мужчины могут подлежать мобилизации. Муж одной спокойно сказал, что если получит повестку, значит, пойдет. Но именно ему повестка до сих пор не пришла.
Отцу другой моей подруги повестка пришла. Ему около 50 лет, он вполне успешный, есть семья, квартира, небольшой бизнес и нет никаких материальных проблем. То есть «ради 195 тысяч» — это не про него.
К тому же он интеллигентный и образованный, более того, ходил на оппозиционные митинги в разные годы. И он добровольно на следующий день пошел в военкомат!
Его дочь до сих пор в шоке. Сначала она пыталась ему говорить — никуда не нужно идти, но он ответил, что принял решение. Чем оно вызвано, не объяснил, и это самая большая загадка для нас обеих.
Мы ездили в часть, где он был на учениях. Отвезли, как он просил, кофе, еще какой-то еды. Одежду или обмундирование не просил, сказал, что им обещали выдать перед отправлением. На встрече был просто в обычной военной форме.
Зато попросил гитару, сказал, что каждый день у них есть два-три часа свободного времени, когда они с ребятами едут в ближайший лес, жгут костры и поют песни. Прямо игра «Зарница», правда, все участники постоянно пьют, а командование, по словам отца подруги, закрывает на это глаза.
При этом сам он не пьет, не курит. Держаться с нами старался позитивно, единственные сомнения, которые возникали у него на тот момент, были о том, что «во мне течет и украинская кровь, смогу ли я стрелять в украинцев».
Это звучало настолько страшно и абсурдно, что если бы я не слышала это сама лично, не поверила бы. На все остальные вопросы он отвечал лаконично: «Это мой долг».
Его дочь, которой он оплачивал обучение за границей, до сих пор не может понять, когда и под влиянием чего ее совершенно адекватный отец так изменился.
После двух недель учебы их отправили в Белгород, откуда он позвонил и рассказал, что у двух мобилизованных случился инсульт, остальные продолжают пить.
Уже больше недели он не выходит на связь. Подруга ищет хоть какую-то информацию в многочисленных чатах жен мобилизованных. Там она узнала, что их бригаду уже отправили на фронт. «Пионерлагерь» закончился, понял ли он это?
Есть еще один неприятный момент: все мобилизованные перед отправкой на фронт пишут завещания. Моя подруга тоже его получила.
Что касается денег, то ее отцу, как и всем мобилизованным, выдали те самые карты «Мир». Их выдают парой: одну — самому мобилизованному, вторую — человеку, которого он назовет.
Примерно через месяц на эту карту зачислили сумму, далеко не равную 195 тыс. руб. — около 100 тысяч.
Еще один знакомый парень, которому чуть за 30 лет, пошел с повесткой посоветоваться к родителям, и те… его поддержали. Затем он зачем-то разместил в соцсетях несколько лозунгов типа «Россия вперед!», «Мы за правое дело», потом военкомат, две недели обучения — и теперь с ним тоже пропала связь.
Последний раз он мне писал, что уезжает из Белгорода.
Но есть и другие примеры. Двенадцать мужчин и парней из моего окружения уехали из страны, кто в Казахстан, кто в Турцию. Один попытался получить бронь от предприятия, не смог и уехал в Беларусь. Говорил, что автобус проверяли пограничники, но выпустили всех.
Он не смог улететь из Минска в Турцию, потому что билеты были очень дорогими, так и жил у родственников в регионе. Недавно вернулся и снова собирается уезжать, потому что мы предполагаем, к Новому году начнется еще одна волна мобилизации.
— Вы собираетесь дальше жить в России?
— Собственно, настроения отъезда сейчас появились даже у тех, кто не подлежит мобилизации. Если подумать, то дело не в шоколаде, который пропал из наших магазинов. И даже то, что нас лишили виз, страшно, но не смертельно. Главное — безопасность.
С ужасом думаешь, если что случится, куда бежать? Потому что ситуации, которая заставила бы меня обратиться за помощью, к тем, кого называют правоохранителями, я не представляю.
