Ирина Чернявка про Кныша и Корбут: Клевета разрушает жизнь так же, как ее разрушает насилие
09.04.2018 / 10:38
Помните в «House of cards» сцену где Клэр в телеинтервью обвиняет недавно получившего награду героя войны в том, что в студенческом прошлом он ее изнасиловал. Апофеоз справедливости: героя лишают наград, сажают, он теряет семью.
Весьма вероятно, что этот эпизод строился на совершенно реальной истории, произошедшей в США буквально полгода назад. Но апофеоз был совсем иной: 8,4 миллиона долларов штрафа «жертва» должна заплатить за клевету, причем из них 3,4 миллиона — компенсация обвиняемому, а 5 миллионов — наказание от штата, потому что, как сказал судья, «Мы должны быть убеждены, что такое больше не повторится».
А как все началось. В 2013 году женщина написала в своем блоге, что 27 лет назад ее изнасиловал бывший сокурсник по военной академии Вестпойнт после студенческой вечеринки. На момент публикации обвиняемый уже был героем, имел боевые награды, работал в Пентагоне и шел на серьезную должность. Естественно, что пост на таком скандальном фоне ему уже не дали, блестящая карьера завершилась скомканно. Но армейское следствие начало поиск доказательств и очень серьезный — подробно расспросили блогершу и обвиняемого, спустя столько лет разыскали и опросили около 30 человек, тех, кто был на вечеринке, кто жил в кампусе, проехались по маршруту, проверили, существовал ли автомобиль, в котором якобы произошло насилие. И выяснилось, что все, ну просто все — неправда. Ни одна деталь рассказа не подтверждается. Даже не подтвердился такой момент в ее показаниях, будто бы он увидел с дороги, как она сама идет по пешеходному тоннелю — оказалось, что тоннель с дороги попросту не виден. В результате, от появления записи в блоге до ведрыкта прошло 4 года.
Жертве тяжело признаться в учиненном над ней насилии еще и потому, что она в любом случае в слабом положении. Ведь если докажет — то все заново переживет, а если не докажет — то еще и за клевету пострадает. А доказать спустя 20 и более лет что-либо сложно. Шансы у нее неравные с насильником. Поэтому для меня априори весомость слов той, которая заявляет о насилии, больше весомости слов того, кого обвиняют — просто исходя из баланса приходов и расходов. Например, я сразу больше поверила Гуцу, ведь риски для нее, если начнется расследование в США, намного выше, чем для Щербо. И верила до того момента, пока та не взяла свои слова обратно.
А Корбут не рискует ничем, ее баланс явно в плюсе. Все мы прекрасно знаем, и, самое главное, знает Корбут, что никто никогда не будет расследовать ее обвинения. Никто не расспросит ее как можно детальнее, что конкретно произошло, никто не проверит эти детали, никто не поднимет документы из гостиницы «Юбилейной», останавливались ли они там вообще, не опросит членов сборной и спортивных врачей, никто не будет разыскивать ее медицинские справки. А Кныш с 1999-го, с момента, когда она его впервые обвинила — только и делает, что оправдывается и объясняется, почти 20 лет он живет в этом.
Клевета разрушает жизнь так же, как ее разрушает насилие. Но мы никогда не знаем, имеем ли дело с насилием или с клеветой, пока не проверим факты. «Чтобы такое больше не повторялось», наказание за насилие не должно быть делом только частного обвинения. Публичное заявление о насилии, когда бы оно не было совершено — в идеале должна автоматом включать незаинтересованную систему следствия. И наказание как за насилие так и за клевету должно быть одинаково болезненным.
Возможно, вскоре так и будет, ведь от клеветы никто не застрахован — причем и женщины тоже. А пока должны работать правила гигиены: у той, которая обвиняет, — нет презумпции доверия, как нет презумпции вины у того, которого обвинили.