«Наша Ніва» напечатала короткий текст Петра Рудковского, где выпад в адрес феминизма предстает в первом абзаце:
«Встретилось как-то в «прогрессивной» прессе: «Однако при попытке ответить на вопрос «Что такое гендер?» мы часто попадаем в ловушку, избежать которой помогает социология знаний. (…) Ответ на него зависит от контекста и ситуации. Именно этому и учит нас гендерная / феминистская теория…»
Только вчитайтесь: «избежать ловушки помогает социология знаний». «Именно этому и учит нас… теория».
Не критическое мышление, не анализ фактов, а некритическое принятие «теории» — вот он, эмансипационный «метод» познания действительности».
Кажется, я уже читала что-то такое у автора раньше, не двадцать ли лет назад, и, раз все осталось на том же месте, может быть полезно объяснить некоторые термины и понятия.
Во-первых, гендер (неужели мы все еще это выясняем): это (главная) линия социального разделения во всех известных обществах. Очевидно, что существуют различные гендерные (или половые) роли; социальные институты (семья, система образования, армия и т.д.) построены вокруг представлений о женское и мужское; в культуре существует гендерная символика: образ «матери-земли», представления о мужской рациональности и женской «интуиции» и т.д. Эти феномены — а они исторически изменчивы и выглядят по-разному в различных обществах, т.е. они социально обусловлены — можно изучать, что и делают социальные науки.
Например, если взять американский научный журнал Gender and Society, в последнем его номере рассматриваются такие темы, как «Потеря работы и попытки устроиться: гендерная и классовая разница», «Идеологии гендерного равенства в технологических компаниях Силиконовой Долины» или рецензия на книжку «Гендер и литературные нарративы о супергероях». Как видим, ничего эзотерического.
Во-вторых: социология знаний и эпистемология. Их придумали не злые феминистки (и даже не постмодернисты). Эти дисциплины строятся вокруг вопроса «откуда мы знаем, что мы знаем?», И систематические размышления по поводу отношений между знаниями и социальным контекстом их приобретения начинаются в Эпоху Просвещения (конечно, можно пойти дальше вплоть до Платона, но не в этот раз). Иммануил Кант в своей «Критике чистого разума» объяснил, что восприятие действительности обусловлено тем, что дают нам возможность осмыслить наши органы чувств. Например, мы слышим звуки в определенных регистрах, а кошки слышат в намного более широком диапазоне: куда нам до них! Звуковой мир для них иной, чем для нас. Так вот, считал Кант, что за тем рубежом, дальше которого мы не можем воспринять, мы не знаем. Но можем, конечно, создавать инструменты, которые раздвигают наш мир. Микроскопы, например. Либо телескопы. Или рентгеновский аппарат.
Но это еще не все. Чтобы понять, что же такое мы увидели или услышали, нужны априорные (т.е. существующие ранее) концепты. Например, мы слышим какой-то протяжный звук. Чтобы понять, что это крик павлина, нам нужно знать, что есть павлины и как они кричат. Т. е. мы постоянно интерпретируем действительность согласно какими освоенными представлениями, которые могут быть разной степени абстракции. Как объяснял Макс Вебер, эти интерпретации могут быть как бытовые (исходят из здравого смысла), так и основанные на теориях. Когда мы читаем, что нужно «отпустить цены», и думаем, что это либерализм, либо когда думаем о бесплатном детском саде, что это «социализм» (или социал-демократия) — эти интерпретации основана на теориях. Вот к этому, кажется, и апеллирует процитированный в начале автор (ка).
Ну вот так приблизительно. Хотя «есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…» И, конечно, «академические левые» не утверждают, что «объективной истины нет». Она говорит, что то, что мы принимаем за истину, зависит от того, кем мы есть. А это совсем другое дело.
* * *
Елена Гапова — основательница Центра гендерных исследований Европейского гуманитарного университета (Вильнюс), профессорка социологии университета Западного Мичигана (США).
