«Я предполагал, что перед Днем Воли меня могут задержать, и ночевал не дома. После соскучился по детям и жене — я только недавно отбывал сутки — и вернулся в квартиру. А пока меня не было, приходили милиционеры и искали меня. «Хотим провести профилактическую беседу, завериться, что он не пойдет на День Воли. Даем слово, что после отпустим», — говорили моему отцу.
Утром 24 марта в 7.30 выхожу из квартиры, и возле лифта уже стоят милиционеры. Мы спускаемся по лестнице, я в домофон звоню жене, говорю, что дочь в школу поведет она, потому что меня забирают в опорку», — описывает врач задержание.
Беседой дело не закончилось — Руслан попал на Окрестина.
«Условия на ЦИП были плохие, еще когда я сидел с 5 марта. Тогда не было ни матрасов, ни постели. В четырехместной камере — до 12 человек.
Среди нас, кстати, был бывший следователь, который в своем районе пытался за фальсификации завести уголовное дело — на ЦИП он оказался за флаг.
Первое время мы писали жалобы на условия содержания, потом у нас позабирали ручки».
В последний раз, когда его задержали, врач только до суда был в ИВС, с 26 на 27 марта его перевезли в Жодино.
«Первые дни были матрасы. А 1 апреля приказали: скручивайте матрасы, подушки и выносите. Ничего не объясняли. Утром начались более жесткие проверки: нас выводили с камер, вдоль стенок ставили на растяжку — чуть ли не на шпагат надо было садиться, по ногам били, чтобы широко ставили.
У нас оставались одеяла — мы на них спали. Но через пару дней забрали и их. Такое ощущение, что они постоянно старались придумать: что бы сделать плохого, чтобы мы расплакались и начали молиться на них.
Я шутил: а кровати забирать будете? Сотрудник: «Ну это проблематично, нужна болгарка». Там же кровати все приварены к полу.
В среду были передачи, многие получили их на утро в четверг. А в пятницу сотрудники выгребли все мясное и сало, якобы потому, что оно быстро портится. Хотя продукты, которые быстро портятся, в передачках вообще не принимают. Через несколько дней забрали еще соль и сахар, ничем это не объяснили.
Будто дали команду «фас» — и молодые стараются. Они же такие двуличные: один и тот же вертухай может ударить, а на следующий день на прогулке заботливо спрашивать, успели ли мы свежим воздухом подышать».
После 25 марта с Русланом сидело много тех, кто попал в изолятор первый раз. Кого-то задержали, когда пускал салют, кого-то по дороге в барбершоп.
«Даже был парень, работающий мастером на час, он в руках нес чемоданчики с шуруповертом и дрелью. Ему вдруг позвонили, телефон начал мигать. Милиция это увидела, подумала, что он перемигивается фонариком с людьми, которые из окон светят. Схватили, не смутило даже то, что на нем грязная рабочая форма.
Начали шмонать, смотрят — листовки. Начальнику звонят: мы хорошую рыбу поймали. Не разобрались даже, что за листовки. В РУВД уже начальник рассмотрел, что на бумажках написано «сантехника, укладка плитки, электрические работы».
Первые дни после освобождения врач провел на работе — из-за задержаний и так много времени не вел прием.
«Меня это ни физически, ни психически не поколебало, — говорит он про сутки. — Без книжек скучно, конечно, но нас это не сломило. Ничего, кроме репрессий, у них нет, эта система может заниматься только подавлениями. Мне кажется, у такой системы нет будущего».
Читайте также:
Служил в медроте в Печах, а сейчас выходит на протесты. История невролога из РНПЦ, который трижды сидел после выборов
