— 5 августа в 6 утра проснулся от настойчивого звонка в дверь. Я выглянул в окно и увидел серебряный «Джили». Открыл дверь — там 5 человек в штатском и масках, милиционеры из Партизанского РОВД. Сказали, чтобы я пошел с ними в РОВД на допрос, все было спокойно.
Внизу оказались еще 6 человек, которые ходили со списками в руках — распечатками из какой-то базы, насколько я понимаю, задержанных ранее.
Приехали в РОВД, у нас забрали шнурки и рассадили нас по «стаканам». Через два часа позвали «прочитать протокол» — «неповиновение». Арестовали 26 рублей, банковскую карту и обручальное кольцо. Через час повезли на суд.
Судья Макаревич не нашел причин не доверять милиции и приговорил меня и еще нескольких задержанных к 15 суткам. Были еще две женщины, их оштрафовали на 100 и 95 базовых, потому что у них были дети.
Я попросил конвоира позвонить жене, он ей рассказал об аресте. В ЦИП на Окрестина сразу привели в камеру на двоих, где было 15 человек. Позже нас перевели в 4-местную камеру, где было 17 заключенных.
Потом количество варьировалось от 18 до 22 человек. Ни постельного белья, ни матрасов. Спать на шконках было невозможно, металл впивался в тело. Пришлось распределиться по полу, столу и скамейке. Не хватало воздуха. Мылись из пустых бутылок — вечером в камере была просто баня.
За ночь нас подымали дважды — примерно в час ночи и примерно в 4 часа утра. В Минске разрешали лежать днем на полу, позже в Барановичах — нет, можно было только сидеть. Людей было много — это из-за превентивных задержаний перед 9 августа, многие попали случайно.
Один мужчина из камеры рассказал, что к жене приехала сестра, они пошли гулять и не заметили бус. В итоге мужчине дали 14 суток, его жене тоже, а ее сестру оштрафовали, потому что у нее ребенок. Есть такие, кому постоянно накидывают сутки, и у этих людей нет гарантии, что они выйдут.
В воскресенье вечером к нам в камеру зашел сотрудник, назвал фамилию и сказал, что завтра сидим на вещах и ждем. Утром нас вывели в прогулочный дворик, а через 2 часа приехал конвой: внутренние войска с помповыми винтовками и собаками. В Барановичи отправились два автозака с мужчинами по 20 человек в каждом и один женский.
Мы дважды останавливались по дороге, потому что у одного из автозаков лопнуло колесо. В Барановичах нам приказали опустить головы и заставили бежать через подвал. Всех 40 человек привели в большую камеру — распределитель. После распределения нас оказалось 18 человек на 14 шконок. Вода только холодная, помещение полуподвальное, стены голые, пол — асфальт. Из разговоров я слышал, что эта часть СИЗО вывели из эксплуатации и объявили аварийной, но ее вернули в прошлом году. По комфорту на Окрестина было лучше.
В последние дни пребывания на Окрестина в соседнюю камеру попал мужчина с коронавирусом. На момент проведения этапа в камере уже находилось несколько человек, потерявших обоняние. Я там закашлялся, потому что был сквозняк. Начал выздоравливать, но после этапа симптомы ухудшились, кашель, насморк, температура, а затем у нескольких человек исчезло обоняние. Пришел врач, замерил температуру, сказал, что все в норме. Правда, вечером принесли парацетамол и капли в нос. Все лечение ограничивалось этим.
С нами сидели двое бывших уголовников. Один из них сказал, что был в зоне не один раз, но никогда не видел ничего подобного. Если в криминальном мире считается, что спать под шконкой «западло», то тут спать под шконкой было за счастье. Мы это назвали «сутки политического задержания».
Морально было тяжело первые три дня, передач не было. Люди организовывались, делились футболками, те, кто уходили, оставляли вещи. Передачи отдавали только при полном отбытии срока, даже зубную щетку не передавали.
В ЦИП сотрудники иногда закрывали «кормушку» и говорили: «Дышите воздухом свободы, животные, мы вас сюда не звали». В целом отношение сотрудников зависит от смены. Есть те, кто говорит: «Вы угрожаете нашим семьям, какого лечения вы хотите?»
То, что сейчас происходит в изоляторах, — примерно то же, что было и в августе прошлого года, только не били и кормили. Поддерживало то, что рано или поздно это закончится. Ну отношения друг с другом, взаимовыручка.
Сейчас на сутках много случайных людей, которые попали за решетку впервые. Например, упомянутые выше уголовники или парень, сказавший «Жыве Беларусь» во время разговора в районе Немиги. Они в шоковом состоянии.
Сейчас атмосфера более напряженная, чем раньше, так как условия содержания накладывают свой отпечаток. Многие просто не понимают, что происходит. Среди сокамерников были судебный психиатр, юрист-педагог-географ. И единственный в камере, кто говорил только по-белорусски, — гражданин России по имени Ринат, он повар. Говорит, язык ему нравится — выучил и начал говорить.
Мне кажется, через все это пройдет очень много людей, и они должны быть максимально готовы, чтобы не строить иллюзий, что моя хата с краю и на меня это никак не повлияет. Морально вам кажется, что вы готовы, но когда вы добираетесь туда, вы понимаете, что это не так. Так что главное помнить, что это закончится, вы не одиноки, на свободе вас ждут. Ну а если попадешь — не сиди и не считай часы, знакомься с людьми. Если уж попал — выжми оттуда максимум пользы.
