Фото: социальные сети
Среди предметов, которые вел преподаватель, — философия, аргументация и критическое мышление, философия науки. Вчера Андрей Лаврухин написал заявление на увольнение.
«Я пережил шок, когда ночью с 23 на 24 февраля узнал из СМИ, от украинских коллег и друзей о начале войны против Украины, — говорит преподаватель. — Мне стало понятно, что здесь невозможно занимать «нейтральную» позицию, и поэтому я обратился с призывом к коллегам как минимум не замалчивать ситуацию, а еще лучше начинать протестное движение. Мне казалось и кажется сейчас, что наиболее эффективная и безопасная форма протеста — забастовка.
На занятиях со студентами мы как раз подошли к теме «Этика, мораль, политика « и не обсуждать актуальную тему войны в Украине было невозможно. Но я получил, к большому сожалению, очень кислый отклик от своих российских коллег.
Большинство из них снова пошло путем так называемых «малых дел», которые в этой ситуации были явно неадекватными. А также кислый отзыв от студентов. Большинство из них испытывало растерянность и сомнение в своих способностях противостоять войне и обстоятельствам».
Фото: социальные сети
«Академическое харакири» показалось мне единственным путем спасения от угрозы стать пассивным соучастником»
Позже Андрей увидел обращения ректоров 185 высших учебных заведений Российской Федерации к Владимиру Путину. Все они выражали поддержку так называемой «спецоперации».
«Немного позже некоторые академические сообщества сделали альтернативные обращения к Путину и общественности с осуждением войны в Украине. Среди них было и академическое сообщество Высшей школы экономики, что, конечно, приятно, — говорит преподаватель. — Но ведь всем было с самого начала понятно, что бумажным обращением войну уже не остановить, и здесь были нужны более сильные аргументы. К сожалению, российское академическое сообщество оказалось на них неспособным.
И тогда мне стало понятно, что я продолжением преподавательских обязанностей и самим своим присутствием в «Вышке» осуществляю пассивное участие в войне против Украины.
Такое участие в свое время немецкая философка Анна Арендт называла «банальностью зла»: «все идет по плану» — мы работаем, платим налоги и выполняем свои преподавательские и гражданские обязанности государству-агрессору согласно установленному порядку. И при этом делаем вид, что вроде бы живем в нормальном, а не обезумевшем обществе. Именно поэтому я сделал свой моральный выбор и ушел.
В таких обстоятельствах «академическое харакири» показалось мне единственным путем спасения от угрозы стать пассивным соучастником в военной агрессии. А также в молчаливом общественном «одобрении» на уничтожение детей и всех мирных людей в Украине».
Непосредственное руководство отнеслось к такому решению Андрея с пониманием и уважением. А со стороны более высокой администрации начались сигналы, что с преподавателем нужно провести разговор.
«Кстати, это было связано с доносом от одной из студенток, которая пожаловалась на меня, что я на занятиях обсуждал «спецоперацию в Украине» и не дал ей слова в ее поддержку. Мол, я сослался на аргумент: «Вам будет дано слово, если нападут на вашу страну». Но ведь это не так — слово я ей дал и даже поставил ей самую высокую оценку именно потому, что знаю свои профессиональные обязанности.
Я не дал ей повторять один и тот же тезис об «оправданности спецоперации россиян против украинцев» много раз — это да. И поскольку студентка была гражданкой Казахстана, я использовал это обращение именно в контексте данных для чтения материалов: космополитично чувствовать чужую боль, как свою.
Этот случай доноса и реакции высшей администрации стал еще одним весьма существенным толчком для принятия моего окончательного решения уходить. Я написал заявление 23 марта, но процесс увольнения продолжается. Теперь от меня требуют изменить формулировку на стандартное выражение «по личному желанию». Я предложил компромиссный вариант: «по личному желанию в связи с войной в Украине». Там с формулировкой не соглашаются», — говорит Андрей.
«В своем большинстве студенты были расстроены, что я ухожу»
Несмотря на этот единичный случай с доносом, с большинством студентов у Андрея было моральное и политическое взаимопонимание. Это вдохновляло преподавателя.
«Особенно, когда после ужасных кадров бомбардировок и убийств мне нужно было «преподавать предмет».
Кстати, много студентов поблагодарило меня за смелость и искренность в обсуждении актуальных событий войны в Украине, вопросов о коллективной ответственности россиян за все происходящее, о войне как насильственном инструменте в политике, о роли гражданского общества и праве студентов на протест против войны.
Я получил очень существенные для меня как преподавателя, гражданина и человека слова поддержки и уважения от очень умных и талантливых студентов и студенток «Вышки».
В своем большинстве студенты были расстроены, что я ухожу. Но ведь это пока что все, на что они способны — никаких массовых протестов против войны мы, к сожалению, не увидели. Здесь нужно, конечно, уточнить, что мои студенты — это первый курс.
На них катастрофа обрушилась внезапно, и они теперь растеряны, через многие семьи прошел драматический морально-политический раздел, который студенты еще не успели осмыслить.
Некоторые из них уже отсидели на сутках за протесты на улицах Санкт-Петербурга. Все студенты видят, что выход на улицы не может остановить войну, и не знают, что делать, они чувствуют себя в меньшинстве (как, кстати, и я в России) и демонстрируют хорошо известный белорускам и белорусам синдром «выученной беспомощности», — говорит Андрей.
Теперь преподаватель ищет работу. Надеется, что найдет ее в высшем учебном или в исследовательском учреждении Вильнюса, где находится его семья.
«Я открыт ко всем предложениям и возможностям работы в образовательных, исследовательских и общественных организациях», — говорит он.
«Сожженный дом и поезда, на которые невозможно сесть». Что сейчас снится белорусам
«Наш очень тихий протест — это трусость или разумная забота о собственной безопасности?» Что сейчас волнует белорусов
