«Русскому миру» конец? Дипломат, который долгое время работал в России, записал свои выводы
Книга журналиста, дипломата и c недавнего времени посла Польши в Армении Петра Скветинского «Конец русского мира? Об идейных источниках российской агрессии» — это поиск глубинных причин агрессивной внешней политики России. Скветинский рассматривает 2022 год как новый 1914-й, объясняет понимание россиянами своей исторической миссии, особенности русской любви и показывает, как Москва с белорусами и украинцами повторила те же ошибки, что раньше с поляками. Скветинский склоняется к мысли, что «триединой нации» конец, пишет Роман Баженов.
Владимир Путин вернул россиянам ощущение их «исторической миссии» — спасения мира. Фото: мерч с Путиным довоенного времени, Минск
Петр Скветинский хорошо знает Россию. До 2022 года он работал директором Польского института в Москве. Чтобы понять причины российской политики, он обратился к текстам российских философов, историков и политических аналитиков. Автор добросовестно проанализировал не только «читабельных» либеральных, но и черносотенных авторов, идеями которых, например, пользуется пропаганда лукашенковцев. Словом, отобразил все течения российской политической мысли.
Автор не попадает в плен к медведю с балалайкой — Россия не описана ни как мировое зло, ни как экзотическая страна, притягательная своей диковинностью. Эта книга — аналитическая, попытка понять Россию умом.
Предлагаем конспект избранных тезисов этой книги.
Мир в новом 1914 году
Петр Скветинский пишет, что намерение России начать войну против Украины сложно объяснить рациональными причинами.
В некотором смысле здесь подходящая аналогия с ситуацией 1914 года. Современная Россия — это Австро-Венгрия, Китай — кайзеровская Германия, Украина — Сербия, а коллективный Запад, особенно США, — это Российская Империя 1914 года.
В 1914 году австрийские политики были в отчаянии, что их империя уже длительное время ослабевает, и считали, что если этот процесс не остановить, то произойдет окончательная потеря статуса великой державы, последствием которой станет ее распад.
Поэтому австрийцы решили воспользоваться первым удобным поводом, чтобы напасть на малую непокорную страну, демонстративно ее разгромить, лишить независимости и показать всему миру, что Австрия все еще остается большим хищником. «Это дало бы нам 20 лет передышки», — приводится неточная цитата одного из ведущих венских политиков.
Сдержать тогда Австрию могла только Германия, но вместо этого она поддержала дунайскую монархию. Берлин был убежден в своей силе, экономика возрастала в геометрической прогрессии и одновременно немцы испытывали дискриминацию со стороны мирового истеблишмента, главным образом, англоязычного.
Одновременно в Вене и Берлине предполагали, что Россия не пойдет на помощь Сербии. Просто потому, что та несколько раз проглотила унижения центральных держав во главе с боснийским кризисом 1908 года, потому, что та переживает многочисленные внутренние проблемы, и, наверное, здесь тоже уступит.
В Австрии и Германии не понимали, что именно потому, что недавно Петербург пережил унижение, теперь ради сохранения престижа и статуса великой державы он не может себе позволить пережить унижение еще раз.
Когда пошла эскалация кризиса, в Вене и Берлине появилось смятение, так как оказалось, что противник реагирует не так, как они себе представляли. Но отступать было слишком поздно, процессы приобрели собственную динамику.
А так большой войны субъективно не хотел никто.
Российский внешнеполитический код
В XVIII веке канцлер Российской империи А. Бестужев-Рюмин сформулировал принцип внешней политики России следующими словами: «У России больше нет и никогда не будет друзей. Россия стала взрослой. Ее сейчас слабые боятся, а сильные — ненавидят». Высказывание напоминает формулу британского премьера Г. Темпла: «У Великобритании нет ни вечных союзников, ни постоянных врагов; вечны только интересы Великобритании и потребность их защиты».
Несмотря на сходство, это, по сути, очень разные цитаты.
Английский политик говорит о «союзниках», российский — о «друзьях».
Английская декларация неэмоциональна, российская содержит неясные, мрачные и негативные эмоции относительно всех нероссийских игроков.
Английский политик говорит «ничего личного», российский — «это очень личное».
Английский — мы вас всех знаем, в случае конфликта выступим против тех, чьи интересы противоречат нашим. Российский — мы всех вас не любим, мы вас всех презираем и считаем эту черту естественной для всех взрослых людей («Россия повзрослела»).
Впоследствии император Александр III (1845-1894) логически завершил формулу Бестужева-Рюмина: «У России два союзника — армия и флот. Все остальные объединяются против нас при первой возможности».
Другими словами, все нероссийские игроки — враги России. И все они очень глубоко мотивированы.
Цинизм под вывеской Realpolitik
Один из феноменов российского внешнеполитического мышления — внимание исключительно к интересу, пренебрежение другими, более идеалистическими мотивами игроков. По сути, русские сомневаются, что такие мотивы вообще существуют.
Кроме того, русские любят говорить что они искренние, тогда как другие, по их мнению, нет. Все только притворяются благородством, а на самом деле делают то же, что и Россия.
Как отмечает автор, русские видят мир хорошо, но только плохое. Им удается видеть то, чего западники понимать не хотят, так как цинизм в некотором смысле улучшает понимание действительности. Но лишь частично, словно русские распознают лишь часть спектра и лишь некоторые цвета.
Например, перед вторжением в Украину они видели на Западе не только эгоизм и цинизм, но также — слабость. Поэтому солидарный ответ на нападение стал для них в определенной степени неожиданностью.
Мечты о подчинении мира
В традиции россиян есть мечта о подчинении всего мира. Как отмечал Лермонтов: «Пускай я раб, но раб царя вселенной!»
Аналогичные мысли у других народов оставались уделом эксцентричных кругов, а если становились популярными, то на короткий промежуток, например, в Германии.
В Речи Посполитой такие мечты имел капеллан лисовчиков Войцех Дембалецкий. В Британской империи существовали опасения, как бы в завоеваниях не пересечь рациональной меры.
И только в России видение объединения всей планеты под своей властью было распространено во все ее исторические эпохи.
Причины этой особенности не совсем понятны.
Огромную роль сыграло принятие в XV веке идеологии «Третьего Рима» вместе с наследием «кары западных отступников от истинной веры».
Другой причиной стал географический опыт — Россия очень долго не сталкивалась с трудностями преодоления географических препятствий, что во многом определило отношение к государственным границам не как к естественным разделительным линиям. Также первыми соперниками Москвы стали Золотая Орда и Речь Посполитая, которых московские элиты не воспринимали как совершенно другие, отдельные страны.
Наконец, коммунизм с его идеей мировой революции эту черту у русских сильно развил. Парадоксально он также питал чувство исключительности русских как «передового отряда мирового пролетариата». И оказался для них явлением настолько естественным, что в новой реальности, без большевистской идеологии, русские не могли найти себе места.
Россия в поисках своей «исторической миссии»
Петр Скветинский отмечает, что идеологический поворот, произошедший в современной России, часто недооценивается, хотя и имеет цивилизационное значение. Он анализирует отказ путинской России от наследия Петра Великого, переосмысление опыта монархии и СССР и многое другое.
Но сосредоточимся лишь на одном аспекте.
Путинизм вернул россиянам империю, но не мировую миссию. А русским нужно что-то, что давало бы им смысл существования. До 2022 года у них был только костыль, заменитель национальной идеи.
Великая Отечественная война и победа над фашизмом — это то, что наиболее придавалось для основы новой русской идеи, так как имеет в себе черты универсальной, «исторической миссии». Русские никогда не считали себя «обычным» народом и желали выполнять мессианскую, мировую роль.
«И здесь мы подходим к сути, ключу русской идеи — с началом так называемой спецоперации оказалось, что защита мира от фашизма является для России вечной миссией. Вечной, как сам фашизм, даже если его для этого надо было придумать. И если бы не было никакой Украины, то фашистов надо было бы придумать в каком-нибудь другом месте. В некотором смысле Россия — Дон Кихот (воюет с придуманным врагом — прим. автора), с тем отличием, что Дон Кихот был благородным героем», — отмечает П. Скветинский.
Ярослав Мадзелевский. Крымский мотив. 2014 год
Война в Украине стала цивилизационным крахом России
Концепция «русского мира» и «триединого народа», которая не только не имеет ничего общего с реальностью, но и непосильна для современной России, для русских — последний, несчастный остаток, рудимент их неясной, но при этом интенсивно переживаемой историко-религиозной миссии.
Идея «триединого народа» из русских, украинцев и белорусов — это последняя линия обороны, которая отличает россиян от других, как они считают, прозаических, малых (размером и духом) наций.
И сегодня это представление, после протестов 2020 года в Беларуси и войны против Украины, превратилось в прах. Крах концепции «триединого народа» означает, что цивилизационного выбора России, из-за которого она столько лет противостояла Западу, не хочет разделить никто. А это означает сомнение в ценности этого выбора.
Для россиян этот удар настолько драматичен, что следует согласиться с израильско-российским публицистом А. Эскиным, который лапидарно описал эту ситуацию словами: «Русская цивилизация умирает».
Автор обращает внимание, что Путин, вероятно, спешил начать войну, так как был уверен, что «сейчас или никогда».
В общественном сознании шли процессы, которые привели бы к тому, что через несколько лет возможность оппонирования соседних стран стала бы равной нулю. Причем речь не только о процессах в Украине, но также в самой России. Касалось это прежде всего новых поколений, которые воспринимали Украину просто как другую страну и вообще менее податливых на националистическую мистику «триединого народа».
От любви до ненависти у русских — один шаг
История России полна примеров терпимости к другим народам и до определенной степени искренней готовности смотреть на других не свысока, а как на равных. Но она заканчивается, когда эти народы отказываются принимать «русскую идею» и свое место в том мире, который себе вообразили русские.
Говоря простым языком, у русских всех людей на свете нужно любить и обнимать, а в случае чего отдать им последнюю рубашку. Но тех, кто не хочет обниматься, надо убить.
На российском компасе стрелка «освобождаем братьев» способна с неимоверной легкостью перейти на позицию «уничтожаем предателей». Можно сравнить это с поведением сумасшедшего, который только по понятным ему причинам считает, что какая-то женщина ему принадлежит, странным образом искренне ее любит, а когда оказывается, что она его не любит, он ее убивает.
В Беларуси и Украине Россия повторяет польскую ошибку
Россия имеет удивительную способность делать из своих западных соседей врагов. Хотя для этого нет никаких объективных предпосылок.
Автор рассказывает историю российско-польских отношений после разделов Речи Посполитой, в результате которых польский взгляд на Россию радикально изменился не в пользу последней.
Например, за весь ХХ век Москва так и не воспользовалась возможностью сделать из Польши полноценного союзника. Хотя на берегу Вислы доминировали антинемецкие настроения, Россия стремилась не к партнерству, а подчинению.
После Второй мировой войны Москва не позволила в Польше создать дружелюбной Москве демократии. Восточной Европе Москва начала навязывать свои неэффективные экономические модели. В результате они оказались для СССР балластом, который хозяйственно и политически его существенно ослабил.
Если бы Москва выбрала дружелюбную стратегию, она не пережила бы шока от появления «Солидарности» в 1980-81 годах. Шока, который показал Западу фундаментальную слабость советской системы и склонил его добить социалистический лагерь.
Как отмечает Скветинский, «Россия стремится доминировать над соседями не по причинам безопасности или экономической прибыли, хотя эти два аспекта важны в мышлении Кремля, а просто чтобы доминировать. Господство — цель сама по себе, чего люди на Западе не в состоянии понять. В то же время Россия считает это своим естественным правом, отказ в котором означает нанесение России страшной обиды».
В результате, двести с лишним лет со времен разделов Речи Посполитой — это двести с лишним лет вреда, которые русские своей польской (белорусской, украинской, балтийской и т.д. — прим. политикой наносят сами себе.
Piotr Skwieciński, Koniec ruskiego miru? O ideowych źródłach rosyjskiej agresji. Warszawa, 2023.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ
