«Я не встречал ни одного белорусскоязычного человека. До семнадцати лет»

Случилось это во время республиканских олимпиад по географии и истории (олимпиады по этим предметам тогда проводились вместе). На тот момент я был абсолютным победителем — значит, если ничего не путаю, это был уже десятый класс — соответственно, весна 2000 года, Барановичи. Мне, выходит, было семнадцать.

Вспомнилось почему-то.

В семнадцать, надо отметить, я, хотя и был еще малолетним идиотом, но на протяжении последних 4–5 лет ощущал себя, что называется, национально сознательным, несмотря на советско-лукашенковскую русскоговорящую среду.

Вместе с оппозиционностью, к которой я пришел после печально известных референдумов 95 и 96 гг., после которых своим двенадцатилетним мозгом я понял, что произошло что-то не то, появился интерес ко всему белорусскому. В том числе и к языку.

Язык я освоил довольно быстро, и уже в 14-летнем возрасте, полагая, что так правильно, попытался разговаривать по-белорусски с одноклассниками. Но почин мой на тот момент поддержать никто не смог.

Нигде не бывая и ни в чем не участвуя, я вообще не мог видеть ни одного живого белорусскоязычного человека.

Получается, что к возрасту семнадцати лет.

Я так и не узнал ее имени.

Знаю только, что была она учащаяся Колосовского лицея. К тому же эта девочка была очень красивой, несмотря на щеки, усыпанные подростковыми прыщиками.

Как мы познакомились? А никак.

Во время какого-то оргмероприятия, которые всегда сопутствуют проведению школьных олимпиад, она перебегала от одной кучки парней-олимпиадников к другой. Подбегала, знакомилась (повторюсь, она была очень красивой!), задавала по-белорусски парочку дежурных вопросов, чуть рассказывала (опять же по-белорусски) о себе и о лицее, и пока обычные русскоязычные мальчики приходили в себя и отдирали свои челюсти от пола, бежала к другим.

Не поверите — облетела таким образом практически весь зал, заполненный трехзначным числом русскоязычных парней (что поделаешь, если состав финалистов-олимпиадников почти на 100% мужской), как облетает да опыляет гречишное поле неутомимая пчелка. Подлетела и к нашим, витебским, среди которых, слегка «погудев», буквально вызвала фурор.

А мне почему-то от этого зрелища стало неловко.

«Эй, Серега, ты это видел?! — подбегали потом ко мне потрясенные ребята из Лиозно, Дрисвят и Подсвилья, выкатив глаза-блюдца

(не знаю, что было во мне такого особенного, но я был едва ли не единственным парнем в зале, к которому «пчелка» почему-то подлететь не решилась). — Девчонка белорусским владеет — офигеть! "

Я же только хмыкнул про себя — мне тогда показалось, что неуклюжих и сутулых мальчишек-отличников из белорусской глубинки (из которых на 60% состояла наша «олимпиадная» публика), дремучих книжных червей, заправляющих свитерки в спортивные штанишки и шарахающихся одноклассниц, поразил все же не белорусский язык (подумаешь, не суахили же, тем более для сельчан), а факт того, что к ним вдруг проявила интерес хорошенькая столичная штучка.

Что именно не понравилось мне в поведении той девчонки, я до конца осознал, лишь когда повстречал в национальной прессе словосочетание «вирус белорусскости».

«Вирус» — слово с безусловно негативной коннотацией. В невинном облете русскоязычного зала мне тогда померещился чуть ли не маньяк-СПИДоноситель, трущийся в переполненных вагонах метро и колющий инфицированным шприцом своих жертв. «Знай, сука, мы существуем, и если мне повезет, ты станешь одним из нас, а мои проблемы и чувства — и твоими тоже». Фантазия у меня, конечно, была…

В приватной беседе предводительница колосовского «десанта» много и вдохновенно рассказывала, какой у них лицей — неформальный, демократичный и прогрессивный. Но домой они уехали, кажется, без дипломов.

Сергей Корсак, _extraneus_.livejournal.com

Хочешь поделиться важной информацией
анонимно и конфиденциально? Пиши в наш Телеграм