Самый востребованный минский скульптор молодого поколения: о позднем примирении с отцом и минской городской скульптуре
Александр Соколов — один из самых заметных белорусских скульпторов молодого поколения. Мы поговорили с ним о принципах в искусстве, его семье, а также о последнем телефонном разговоре с художником Захаром Кудиным, который совершил суицид.
«У Кудина была депрессия»
— Александр, вы были лично знакомы с Захаром Кудиным. Расскажите о нем.
— Захар был прекрасным художником, много работал — и все работы Кудина чрезвычайно грамотные! Я как-то зашел к нему в гости с циркулем, который измеряет золотое сечение. Мы по приколу разложили его композицию — получилось, что всё сделано по законам искусства, все акценты сидят на своих местах, есть чистота формы. В училище он был отличным студентом. Я сейчас преподаю в «Глебовке» и как-то видел в фонде его работы классического направления — они выполнены очень профессионально.
— Говорят, что он ушел из жизни, потому что долгое время не мог продать свои картины. Это правда?
— Он как-то позвонил мне, будучи в тяжелом состоянии, состоялся долгий разговор. Я понимаю, что ситуация с отсутствием продаж — не основная причина ухода из жизни. Это может унижать художника. Однако здесь не только финансовый фактор. Он страдал депрессией.
Я делаю такой вывод из наших отношений и из последнего телефонного разговора. Это расстройство психики. А квалифицированная помощь также стоит денег, иногда немалых. Людям, которые проходят через это, кажется, что проще уйти, чем продолжать жить. Но такой поступок — большая травма для родных, справиться с которой порой кажется невозможным. Преодоление боли — настоящий вызов для них, работа над собой.
— Разве искусство не помогает преодолевать кризисы?
— Творческий поиск — не только радость. Качество в искусстве достигается не только оттого, что художник, рисуя, сидит и кайфует. Это на самом деле большие усилия и сложная работа.
«Только 10% моих работ были куплены в нашу страну»
— Зарабатываете ли вы своим творчеством?
— С продажи своих работ я не живу. Во-первых, преподаю, а во-вторых, выполняю много заказов вроде увеличения памятников, работаю на других художников или сотрудничаю со Скульптурным комбинатом. Работы для персональной выставки в музее Заира Азгура были сделаны по остаточному принципу: когда есть свободное время, занимаюсь авторской скульптурой. Цены у меня весьма скромные, но еще Альбрехт Дюрер говорил, что художник не должен свои работы дешево продавать, я с ним согласен.
— Довольно часто говорят об отсутствии (или узости) арт-рынка в Беларуси.
— Только 10% моих работ были куплены в нашу страну, даже при моих небольших ценах. Я продаю их в Россию, в Польшу, даже в Англию. Мои работы, хотя я сижу в Беларуси, обычно уезжают за границу.
— Ваши работы выставлены на виртуальных ресурсах?
— Так сложилось, что ни одной работы через галереи я пока не продал. Несколько работ приобрели благодаря «Осеннему салону» с Белгазпромбанком. Но обычно те, кому интересны мои работы, узнают о них через Facebook, через друзей или знакомых.
— Сколько стоит одна ваша скульптура?
— Не хочется озвучивать — цену называю, смотря кому продаю. Если человек ограничен в средствах, могу сделать скидку. 600 долларов — самая дешевая из представленных недавно работ.
«Победа»
«Скульптуры малого размера подходят под наши хрущевки»
— Расскажите о себе. Считаете ли вы свое искусство актуальным?
— Мои работы — это далеко не современное искусство. Это пластика 30-х годов XX века. Все ходы и пластические решения были сформированы еще в то время. Их можно назвать даже классикой.
Такое искусство не является чем-то сверхновыми. В Беларуси, если мы видим такую скульптуру в городе, мы думаем, что это ново и неожиданно. А в Европе такое искусство давно переосмыслено. Меня же чистая форма увлекла еще в Академии искусств. Я подумал, что она дает определенную пластическую свободу художнику. Для того чтобы быть современным, нужно раскрывать актуальную тему вроде гендерного неравенства, использовать некую инсталляцию. Я же придерживаюсь классических материалов. Хотя современное искусство может быть и очень реалистичным. На Западе очень важно, чтобы ты решал остро стоящие сегодня проблемы.
— Работы на выставке в музее Заира Азгура довольно малых размеров…
— Скульптуры малого размера больше подходят под наши хрущевки: их можно разместить в интерьере, они не эпатируют пространство. Они приживутся в любом помещении, это доступно. Хотя монументальность работы, естественно, не в ее размере — она в мышлении художника, в композиционных качествах скульптуры. Себестоимость изготовления в бронзе чрезвычайно высока. Одна такая скульптура — это моя месячная зарплата в училище.
«Внутреннее пространство»
«Легенда»
«Папа позвонил и сказал: «Прости. Давай подружимся»
— Вы как-то рассказывали, что с пятого класса начали учиться скульптуре. Родители помогли? Они люди творческих профессий?
— Мама у меня инженер по специальности, работает в военной промышленности. Она далекий от искусства человек, много не понимает в том, что я создаю. Но она видела мои творческие наклонности и вложила максимум усилий, чтобы развить их.
Папа работает художником-оформителем. В Союз художников он вступил, имея довольно неплохие плакаты на тему борьбы с алкоголизмом, но это не значит, что он был далек от этого явления.
Отец меня не воспитывал, они с мамой разошлись, когда мне было 2 года. Снова мы начали общаться, когда я повзрослел.
На меня уже трудно было повлиять. Он однажды позвонил и сказал: «Прости. Давай подружимся». И теперь мы дружим, да. Наладить отношения, само собой, было непросто. Но это был его шаг, и, думаю, на него повлияло то, что он стал верующим.
Отец оказал на меня влияние в плане языка. Он постоянно следит, чтобы я разговаривал по-белорусски.
Конечно, я так не всегда делаю. Но для него это крайне важно.
— Отец верующий, а вы?
— Для меня вера тоже много значит. Конечно, сегодня такое, может, не модно. Но это основа моего мировоззрения. Есть Бог, так устроен мир. Если бы в жизни все было бы иначе, мне было бы очень грустно. Христианство — это религия этики, это центр и основа. Иначе я не понял бы смысла жизни.
Вы же знаете, с чего начинается книга Экклезиаста: «Всё суета, и что пользы человеку от всех трудов его». Тайна вечной жизни Соломону не была открыта — мы не знаем, знали ли ее древние евреи. Если жизнь заканчивается со смертью, то тогда его нет.
— Ради чего живете теперь?
— Это сложный вопрос. Я сам над ним иногда задумываюсь. Хочется попытаться стать счастливым. Или, хотя это банально звучит, жить в гармонии с собой. В принципе скульптура — это способ познания мира. Может быть, я сакрализирую искусство: мне кажется, это самое нерушимое из того, что создал человек. Кто-то сказал, что искусство — это единственное, чем мы можем перед Богом оправдать свое существование. Несмотря на все ошибки человечества и примеры безумства в истории. Искусство достойно вечности.
«Молитва»
«Я не знал, что, делая предложение, дарят кольцо»
— Ваша жена Алеся — тоже художник?
— Да, у нас одинаковое видение многих жизненных пунктов, поэтому нам просто. Мы учились вместе с пятого класса, история любви растянулась на много лет. Свидания продолжались больше шести лет, мы очень хорошо друг друга знали. Она была очень увлеченной студенткой, любила творчество — мне это понравилось. В ее глазах читался интеллект, меня это зацепило.
Когда я сделал ей предложение, она обиделась, что не подарил кольцо. А я в принципе не знал, что, делая предложение, дарят кольцо. Поэтому из гвоздя согнул колечко — сымпровизировал кольцо. Кажется, ей тогда это не очень понравилось. Зато теперь весело вспоминать. Мы поженились на пятом курсе Академии искусств. Она очень поддерживает мои занятия скульптурой, за что ей большое спасибо. Иной бы человек, конечно, этого не стал терпеть. Работа скульптора меня довольно часто отбирает у семьи. Уже два месяца я работаю над крупной мемориальной композицией, у нас сумасшедшие сроки, поэтому работа съедает все мое время. Я мало бываю с семьей. Но так не всегда. Я стараюсь поддерживать баланс, насколько это возможно.
— Сейчас вы строите квартиру в «Новой Боровой». Как вам, скульптору, это удается?
— На самом деле я очень много работаю. Немного помогли родители, мы взяли кредит — вот и получилось. Когда-то у нас была квартира на Розы Люксембург. Но мы мечтали о более просторном жилье. Наверное, застройка «Новой Боровой» — единственное, что понравилось из того, что есть в Минске. Если искать квартиру где-нибудь в центре, в каком-либо старом районе, это тоже дорого. А обычные панельные дома или хмурые хрущевки — из них сложно выбрать что-то хорошее. Ты в «коробке», у тебя депресняк и всё такое.
«Адам и Ева»
«Печально, что Быкову до сих пор не поставили памятник»
— Как оцениваете нашу столицу, городскую скульптуру, чего здесь не хватает?
— Минск — это разрушенный город, от которого остался только проспект Независимости, часть Старого города, перекроенного и перерезанного, и несколько более-менее удачно спроектированных жилых кварталов. Шикарный памятник архитектуры — это Слепянская водная система.
В Минске есть хорошая скульптура, правда, мало. Мне кажется, городу не хватает искусства, например парка скульптуры. То, за что может Минск заплатить, — это муралы, стрит-арт, который активно делали на фестивале «Vulica Brasil». Когда на мертвых, серых, страшных стенах рисуют, это оживляет и спасает пространство. Я не знаю, чем еще можно исправить нашу городскую среду. Мы в секции скульптуры Союза художников давно вынашивали идею парка скульптуры. Мне кажется, каждый европейский город имеет современное искусство и скульптуру в публичном пространстве, поэтому это важно. Где бы это могло быть? Да хоть бы и в лесу! В Литве есть «Эуропос паркас», там фактически лес с огромными инсталляциями и скульптурами меньших размеров. Скульптура в природном пространстве хорошо воспринимается. Есть примеры скульптуры и в городской среде, где много бетона.
— Какие скульптуры в Минске вы считаете удачными?
— Мне очень нравится скульптура «Солидарность» Анатолия Артимовича на фасаде Белорусского центра моды. Фонтан «Купалье» Анатолия Аникейчика в парке Янки Купалы — замечательная вещь. Маленькая скульптура «Девочка с совой» Льва Зильбера в Троицком предместье — отличная малая станковая форма. Барельефы на памятнике-обелиске на площади Победы тоже мне нравится — их авторы Сергей Селиханов, Алексей Глебов, Андрей Бембель, Заир Азгур — у каждой грани свой автор. Это четыре основных имени белорусской советской школы, очень мощные мастера мирового уровня.
— Если бы памятник Василю Быкову делали вы, как бы он выглядел?
— Печально, что Быкову до сих пор не поставили памятник. Это просто стыдно! Сколько лет уже его нет! Наверное, памятник писателю, я бы сделал в классических традициях. Главное, чтобы он правдиво отражал образ Быкова. Чтобы это не была шаблонная пафосная вещь, каких миллионы. Чтобы это было оригинально и точно. Не думаю, что я, например, смог бы справиться с такой задачей, это сверхзадача.
«Наша скульптура более грубая и суровая»
«Перевернутая фигура»
«Сердце». Такая же скульптура в увеличенном размере установлена во дворе столичного кардиоцентра
— По вашему, что отличает белорусскую скульптуру?
— Нашей особенностью является пленэрная скульптура, где основной материал — это валун, который задает ее основную конфигурацию. Это значит, что скульптор у нас часто идет от формы камня. Такая наша особенность. Это не плохо, это своеобразный метод мышления. Материал показывает художнику что-то свое.
Я, кстати, так не работаю. Я полностью отказываюсь от формы камня. Можно назвать отличия белорусской пластики от питерской или московской.
Наша скульптура более грубая, более суровая. Она более принципиальная.
— Что читаете из белорусской и мировой литературы?
— Очень люблю Бальзака и прочитал много его произведений. Одна из самых любимых книг — «Братья Карамазовы» Достоевского. А из белорусской литературы мой любимый поэт — Франтишек Богушевич. Высоко его ценю и много стихов наизусть знаю. Считаю, что имя Франтишка Богушевича — основное, фундаментальное в белорусской литературе. Вспоминается его басня «Свінні і бараны». Она о том, как жили-были на свете два пастуха, один пас свиней, другой — баранов. Свинопас убил того, кто пас баранов, и два стада согнал в одно, а те не ужились. Такая поэтическая баллада и с чувством юмора! Она не утратила своей актуальности.
