«Я сказала, что я буду здесь ночевать, пока меня не впустят». Как сбежала из-под следствия и работает в Украине Татьяна Гацура-Яворская
В апреле 2021 года белорусская правозащитница Татьяна Гацура-Яворская провела в Минске выставку «Машина дышит, а я — нет» — о медиках, которые боролись с коронавирусом. На следующий день выставку закрыли, а активистка стала подозреваемой по уголовному делу. Ее муж с маленьким ребенком уехали из Беларуси, и целый год Гацура-Яворская провела в разлуке с семьей. Наконец, после задержания на антивоенной акции правозащитница убежала из-под следствия в Украину. Она рассказала «Медиазоне» о побеге и волонтерстве во время войны.
Фото: tanya.hatsurayavorsk / Facebook
Побег
Когда началась война, я была в шоке, как и все, и неделю просто бросалась и думала, что можно сделать.
Я участвовала в акции 27 февраля, которая была возле Генштаба, меня тоже задержали там. Я не помню точно дату [когда решила уехать] — Макрон поговорил с Путиным и сказал, что худшее впереди. А на тот момент уже происходил этот кошмар, бомбили Киев, и уже было много жертв.
И когда он сказал, что худшее впереди — в этот момент я поняла, что мне очень важно быть с моей семьей. Я приняла такое решение, что я буду стремиться воссоединиться с моей семьей, и уже в Украине делать что возможно для поражения Путина.
Маршрут [которым убегала] я не могу описать, но могу сказать, что я неделю ехала в Украину.
И самый тяжелый момент был на границе Украины. Я обрезала все, мосты сожгла, и тут меня не пускают в страну, потому что я гражданка страны-агрессора. Это прямым текстом на границе мне сказали, что у них есть решение об ограничении въезда граждан Беларуси, поскольку мы являемся гражданами страны-агрессора, и что каждый человек рассматривается индивидуально.
У меня взяли мой паспорт, вид на постоянное жительство — он был оформлен еще в 2018 году. Они забрали у меня эти документы и рассматривали в индивидуальном порядке, могу я въехать или нет, при этом у меня муж и ребенок — украинцы, и они ждали меня на границе.
Через три часа мне сказали, что они мне не разрешают въехать в страну. Меня отвели на польскую сторону и сказали, чтобы я возвращалась в Польшу. Я, естественно, отказалась идти в Польшу. Это уже был вечер, 10 часов. Я сказала, что я буду здесь жить, ночевать, никуда не пойду, пока меня не впустят.
Это такой еще момент был нервный, потому что уже начался комендантский час. И муж с ребенком тоже меня ждут, и они тоже не знают, что им делать, ведь они далеко от дома. Я начала уже устраиваться там на ночлег на улице, прямо на выходе на польскую сторону, все люди проходят мимо, а я надела шапочку, вторую курточку — все, что можно, чтобы мне теплее было.
Иллюстрация: «Медиазона»
Параллельно мой муж звонил везде, куда только можно, пытался объяснить ситуацию, и уже без всякой надежды, потому что война и всем пофиг. А это были первые недели войны, это вечер 12 марта. В общем, мы так и не поняли, что сработало. Или кто-то позвонил, или они сами приняли такое решение, но где-то через полчаса они снова вышли ко мне. Сказали, пойдем, мы вас пропустим, поставили штамп и впустили меня в Украину.
Украина
У нас есть квартира, которую муж снимает в Киеве. Сейчас мы живем в Дрогобыче, но я каждую неделю приезжаю во Львов и нахожусь у моих друзей-белорусов. Мы как бы вместе, но я еду то в Киев, то еще куда-то. Где мы дальше будем жить, мы не понимаем, потому что во Львове сейчас мы хотели бы снять жилье, но оно или очень дорогое, или его нет, так как очень много беженцев.
Я с первых дней помогаю, мы уже зарегистрировали организацию, заканчивается наша кампания по сбору средств на VAC. Эти VAC-системы — на самом деле очень-очень востребованное оборудование, и оно очень помогает врачам лечить сложные раны. Я буду очень довольна, если мы сможем. Нет — если мы это сделаем. Это коллаборация трех организаций — это диаспора белорусов в Италии «Суполка», «Белорусский фонд медицинской солидарности» и «Звено».
Хотелось бы запланированных 20 аппаратов купить. К ним есть расходники на полгода работы. Мы посчитали, что примерно 500 пациентов можно обслужить. Это, на самом деле, немаленькая помощь.
У меня, можно сказать, две линии. Одна линия — вот такая реакция на нужды. Я отвозила какие-то лекарства в тероборону как курьер. Возникает потребность — я ее закрываю. То же самое с VAC-системами. Есть потребность у больниц, мы эту проблему совместно решаем. Это такая реактивная деятельность. Но я, безусловно, заинтересована в том, чтобы придумать концептуальный тип помощи Украине.
Я хочу, чтобы белорусы создали в Украине центр психологической реабилитации пострадавших от войны. Прежде всего военных, участвовавших в боевых действиях. Но также и мирного населения. Когда мы создаем такой центр, мы создаем инфраструктуру, мы создаем обученный персонал, который может там работать, и мы понимаем, что потребность в такой реабилитации есть, будет идти война, или она закончится.
Во-первых, мы закрываем потребность. Во-вторых, это такой видимый вклад для украинцев от беларусов. Несмотря на то, что со стороны Беларуси нападают на Украину, беларусы в это время уже делают что-то, чтобы разделить эту ответственность за происходящее и снизить урон. Я уверена, что люди, которые будут пользоваться услугами такого центра, для них тоже не должно оставаться вопросов в том, что беларусы — это люди, которые поддерживают Украину, а не наоборот.
Я уже ездила по Закарпатью, смотрела объекты разные. У меня есть спонсор на первый вклад в этот центр. Я разговаривала много с украинскими военными. Понятно, что это все по-дилетантски, но вместе с психологами мы еще будем контактировать и вырабатывать концепцию. Разговаривала с врачами, которых очень заинтересовала такая возможность вахтовым способом к нам приезжать.
Понятно, что к белорусам сейчас повышенное внимание со стороны спецслужб на блокпостах и так далее. Есть здесь открытые проявления дискриминации, когда в учреждениях во Львове проверяют паспорта и не пускают граждан Беларуси и России. Такие переборы, безусловно, неприятны. Но просто такого, что тебе нужно прятаться, как евреям, и открытой агрессии, чтобы я скрывала, что я белоруска — я такого не чувствовала.
Мы встречаем много и украинских активистов, и советников [главы Львова Андрея] Садового, которые заинтересованы в том, чтобы что-то делать с белорусами. Они не разделяют тезисы, что белорусы — это враги из страны-агрессора, которые должны каяться и вообще что-то должны. Наоборот, они заинтересованы в каком-то конструктивном взаимодействии с белорусами здесь, и в принципе думают о будущем.
Возможность реализации я здесь чувствую гораздо выше. Несмотря на сложности, здесь я могу много делать публично и активно. В Беларуси я могла делать мало и непублично.
