Светлана Лобода: С этого момента у меня началась новая жизнь, жизнь в аду
Светлана Лобода — украинская певица, ставшая суперзвездой в России. С начала войны она прочувствовала хейт и со стороны соотечественников, и со стороны россиян. О том, где она была эти 8 лет, как встретила войну, что для нее российская сцена и как она живет сейчас, Лобода рассказала Екатерине Гордеевой в первом после начала войны большом интервью. Приводим интересное.
Как вывозила родных
В первые дни было большое количество людей, которые нуждались в моей помощи, которые просили, чтобы их вывезли. Мы в течение 15 дней на автобусах, машинах вывезли около 100 семей. Моя команда — девушки, которые находятся в Киеве, мои охранники, мои помощники, администраторы — я собрала всех, кого возможно, помогать. Я дала денег на транспорт, все включались в работу.
В этот момент Украина сильно сплотилась. Я никогда не видела, чтобы люди так искренне, так по-настоящему хотели помогать друг другу.
Моя сестра находилась совсем рядом от Ирпеня, папа был в Ирпене. Он сказал, что никуда не поедет из своего дома, и это даже не обсуждается. Наши уговоры с мамой ни к чему не приводили. Мама была со мной в Москве.
Младшая сестра, у которой снаряды летали рядом, каждый день со мной прощалась. Я просила: только не говори маме, чтобы у нее не было инфаркта, говори, что у вас тихо, что у вас спокойно.
Но мама читала новости с утра до вечера, она говорила, что все знает. Она просила, забери мне Ксюшу, пожалуйста, забери Ксюшу, ты вывезла столько людей.
Я засыпала с телефоном, я собрала в чате группы людей по категориям: семья, команда, друзья, и вот мы начинали наш день с переписки, я требовала, чтобы все писали отчеты, все ли живы, все ли в порядке, кому что нужно. Были те, кто принципиально не хотел уезжать, так как не верили, что это может продлиться долго. Поэтому люди оставались в подвалах, некоторые даже не прятались в подвалы, просто ждали. Пока не взорвался соседний дом, как у моего отца. Он просидел в доме до 6 марта, когда взорвался ночью соседний дом. Он мне звонит: Светочка, надо ехать, я думаю, что мы умираем.
А у нас в доме живут три семьи — мамина двоюродная сестра с мамой своей очень старенькой, которая еле ходит, с тремя большими дворовыми собаками, и мамин родной брат с семьей, с детьми детей. У нас как итальянский дворик.
Я уже почти всех уговорила, чтобы все в машину сели, чтобы просто уехали. В этот момент взрывается ирпеньский мост. И мы понимаем, что выехать они уже не могут. И вот папа ночью звонит: спаси нас, мы не знаем, что делать. А что я могу сделать уже?
Наши ребята ночью пытаются найти какую-то тропинку, в это время русские войска находятся уже в Ирпене, танки ездят по городу. Мама причитает с утра до вечера: забери бабушку, забери сестру, ты чужих людей забираешь, наших забрать не можешь.
И ночью они садятся в машину, едут через какой-то лес, болото. Я связалась с какими-то ребятами, которые защищали Ирпень, я за эту неделю нашла кого только можно было, у меня везде были какие-то помощники, которые помогали вывозить людей, и они показали тропинку, и сказали, что надо прыгать через болото.
Разгонять машины максимально, сильно нажимать на газ и прыгнуть, чтобы пролететь болото. Там три машины, пожилые люди, три собаки, бабушка, лежащая. И вот они должны разгоняться и прыгать в болото. Я звоню, каждому говорю, пожалуйста, только делайте, что вам говорят. Они кричат мне в трубку, мы не знаем, мы сейчас умрем. Мама лежит, говорит: все, я не могу, у меня сердечный приступ. Вот так мы вывозили нашу семью.
Следующий этап — это моя сестра, которая тоже не может выехать, так как взорваны все мосты. А параллельно я вывожу людей, вывожу семьями. А вот близкие и родные находятся в самом ужасном состоянии.
Сестра мне говорит: «Света, я сейчас вышлю тебе видео, я записала последнее видео для мамы. Если мы умрем, потому что здесь бомбят, ты, пожалуйста, покажи маме, папе, скажи, что я их люблю».
У меня все разрывает, я не могу вообще собраться, я начинаю истерить. Это было как раз, когда я записала видеообращение.
Я начинаю просто звонить всем подряд и умолять придумать способ, как вывезти ее. И через три дня мы смогли. Они ехали по полю, поле было уже заминировано, они ехали и просто молились, чтобы добраться, и нам удалось их спасти.
«Я потеряла очень много»
Эта история, касающаяся моих родных. И как после того, что мы пережили, говорить мне, как многие поклонники мои из России говорят, что вы нас бросили, вы нас оставили.
Я украинка, я очень люблю свою страну, для меня семья — это самое важное в жизни. Я буду с ними до конца. Я жертвую своей карьерой. Я могла спокойно находиться в России, меня же никто не пихал в спину, не говорил мне выходить с лозунгами. Я абсолютно осознанно понимала, что я с первых дней войны иду на сторону своей страны и буду с ней до конца, я буду помогать. Я собрала большой волонтерский штаб в офисе, я сутками помогала чем могла, все, кто обращался ко мне, всегда получал помощь, потому что я понимаю, что это мой долг, и по-другому я просто не могу.
Как можно быть страусом, как можно прятать голову в песок? Как я могла остаться в России и делать вид, что ничего не происходит? Выходить на сцену, улыбаться в то время, когда в моей стране такое горе?
Все должны понимать, что все закончится рано или поздно, и мы со временем услышим вопрос от детей, которые вырастут, мама, что ты делала, когда Россия напала на Украину?
Я хочу ответить, что я выбрала сторону света, я выбрала свою страну, я помогала своей стране, я хочу, чтобы мне не было стыдно перед ними.
Да, я потеряла очень много, я была номером один в России, и я не уменьшаю значимость того карьерного роста, который там был, который Россия мне дала, но я не могу идти против своей совести, я хочу остаться человеком, хочу, чтобы мне не было перед собой стыдно.
Где вы были восемь лет?
Я очень ошибалась. Я очень виновата, что была безучастна, что не интересовалась происходящим в моей стране. Но теперь я вижу, что все очень однозначно. Я вижу, что есть война, я почувствовала ее на себе, на своих родных.
За полгода я повзрослела. Когда ты переживаешь большое горе, большую беду, ты неосознанно взрослеешь. Я чувствую себя намного взрослее, чем полгода назад.
Я чувствую свою вину в том, что просто не осознавала в 2014 году, что это начало того, что мы получили сегодня. Я не думала об этом, я не интересовалась, я занималась собой и своей детской мечтой.
Я родилась в очень простой и очень бедной семье. Родители мне говорили: мы никогда не сможем ничем тебе помочь, я им отвечала: мама, я сделаю все сама, я всего добьюсь.
Когда это начало получаться, и в Украине я была уже одним из первых артистов, мне этого было, конечно, мало, конечно, я хотела большего. И так произошло, что в 2014 году мои песни стали очень популярны в России. Они звучали из каждого утюга.
Я поняла, что это тот плацдарм, с которого я могу пойти дальше, дальше — Европа.
Не было такого чувства, что что-то не так. Я ничего не понимала.
Мне стыдно, мне неудобно сегодня за это. Но, думаю, никто из нас не мог ничего такого предугадать… Все понимали, что это конфликт территориальный, конфликт между странами, но это не была полномасштабная война. Это было где-то там далеко, как нам казалось. Чего там говорить, вся творческая украинская интеллигенция, большая часть артистов, режиссеров, хореографов, танцоров — мы все работали в России. И, на мой взгляд, наилучший продукт, который создавался в России, он создавался украинцами.
Но с 24-го числа все обнулилось. 24 февраля все стало слишком однозначно. Мы все поняли, что это война, это война между нашими странами. Россия, российские войска напали на Украину, российское руководство дало команду напасть на Украину. Нет здесь других определений.
Почему это произошло, как это могло произойти и за что вообще нам все это, понять сложно.
У меня в начале этого года был расписан тур по России, Беларуси. 25-го я дала команду организаторам отменить все гастроли по России, минский концерт. Я вернула все деньги за все сольные концерты, в том числе за концерт на «Минск-Арене», за все корпоративы, который должны были быть в России.
«Я проснулась в Москве»
Последние три года я находилась, в основном, в Европе, жила между тремя странами. В Киеве я занималась своей творческой деятельностью, в Москве у меня дети, потому что Ева, старшая, ходила там в школу. После 2014 года мы переехали в Москву и жили там.
Я приехала в Киев, чтобы пройти программу, а на 11-й день я заболела ковидом. И он в меня ударяет по нервной системе, у меня начинаются панические атаки. Я впервые понимаю, что такое паническая атака — когда ты умираешь, тебе кажется, что у тебя выскакивает сердце, не хватает воздуха. Я только более или менее прихожу в себя и 19-го числа лечу в Москву, к детям.
Я очень слаба еще, лежу в постели, мои панические атаки понемногу уходят, Я думаю, слава богу, неделю до концерта — я как-то прихожу в сознание.
И 24-го утром ко мне заходит няня в 05:15 и говорит, что началась война. Это что значит, началась война? Я открываю телефон, а у меня уже весь телефон в сообщениях от моих друзей из Киева, от моей команды. И у всех вопрос: что делать? Они же знают, что я решаю всегда все.
А я хожу по комнате и вообще не понимаю, что делать. Я впервые в жизни так растерялась, я была в таком отчаянии, в таком ужасе. А еще это давление, когда я несу ответственность перед всеми, а я не знаю, что им говорить, не знаю, что им писать. Я просто в ужасе.
Я в ужасе от понимания, что нахожусь в Москве, здесь мои дети, моя семья, часть моей команды.
У меня было много трудных ситуаций в жизни, много трудных моментов. У меня был очень трудный путь. Я обычно храбрюсь, говорю, что мне всегда было очень легко, и, наверное, кажется, что я все получила по щелчку пальца. Но нет, у меня был очень непростой путь, у меня многое не получалось. Я была всегда одна со своей работой, мне никогда никто не давал денег, меня никто никогда не продюсировал, в том понимании, что есть человек, который все решает, а ты сидишь просто и выезжаешь на концерты. Я делала все сама.
Ну и все. С этого момента у меня начинается новая жизнь, Жизнь в аду.
Как уезжала из Москвы?
Мне было страшно. Мне было страшно, потому что у меня была вся семья там, и мне нужно было в течение короткого времени всех собрать, все, что можно, решить, и параллельно успокаивать маму, всех друзей, которые звонили мне, всех знакомых, которые просили помощи. У меня снова начались панические атаки на нервной почве. А я параллельно тому, как я задыхалась, занималась этими вещами.
Я, честно говоря, даже боялась что-либо писать в сети, потому что я понимала, что могу не выехать, и мне все рекомендовали ничего не писать, пока не выеду. Как только я выехала, собрала всех, собрала команду, выдохнула и начала активнее действовать и говорить.
О Зеленском
Владимир Зеленский защищает наш народ, нашу Родину, и он стоит до конца. Он защищает свои территории. Люди поражены стойкости этой,
потому что до этого все президенты сбегали, все оставляли нас в беде, все зарабатывали деньги, и им было все равно. В 2014 году у нас был конфликт, но тем не менее наш президент торговал шоколадом в России, у нас был конфликт, но российское посольство работало в Украине, украинское — в России. Какие-то двойные стандарты постоянно были.
Ирпень
Когда я съездила в Ирпень, в Киев — все поменялось. Это был самый лучший, самый правильный поступок. Я увидела все своими глазами.
Поездка была очень тяжелой, потому что если ты помнишь цветущий город, такой он был всегда, много зелени. А тут ты видишь, что 60—70% домов полностью разрушены, у большей части домов нет крыш, это все черного цвета.
Я приехала, я неделю не могла прийти в себя, я постоянно об этом думала, это снилось.
Папа приехал ко мне, пожил со мной в Риге, а через три недели сказал, что он вернется в Ирпень. Сказал: когда буду умирать, я буду умирать в своем доме. «Я старый человек, мне нужен мой дом, моя кровать, я буду помогать соседям».
У него золотые руки. У наших соседей нет крыши с одной стороны, нет стены — с другой стороны. Он занимается ремонтом, хотя сам еле ходит, но ему это приносит удовольствие, и он счастлив, что может быть полезен.
Мама сейчас тоже рвется домой, я знаю, что мама такой сердобольный человек, она расклеивается, я знаю, что ее все это может повергнуть просто в шок. Все черное, дома черные, люди несчастные, глаза грустные, у всех глаза полны слез.
Как только я приехала в Ирпень с моей командой, мы создали фонд «Душа». Я сказала, мы должны срочно делать тур, не могу сидеть больше, мы должны собирать деньги. Я раздаю все свое, но это не бесконечно — нам нужно зарабатывать деньги для того, чтобы их отдавать.
Сейчас все силы нашего правительства в Украине сконцентрированы на финансировании армии, а люди ждут. Но им осталось ждать совсем мало времени. Допустим, пятиэтажка, в которой нет крыши. Таких домов в Ирпене — 30—40%, и к осени, если эти крыши не реставрируют, то люди лишатся полностью всего этого дома, потому что он рассыпется. И теперь мы начали активную работу, чтобы помочь этим людям.
У нас в Украине все люди сплотились, все помогают друг другу. И они искренне готовы делиться последним, что есть.
Худшее, что могло произойти
Эта война — такая жестокая, такая беспощадная и такая губительная в отношении того, что мы — соседи. Это худшее, что могло произойти. Есть большое количество людей, россиян, живущих с украинскими фамилиями. Просто все переплетено. И идет брат на брата. Сын прилетает на истребителе в Украину и разрушает дома, убивает в поселке, где живет его мама.
Читайте также:
Бывший архиепископ Гродненский Артемий: Как хочется умереть так, чтобы не было стыдно, что я священник!
Внучка Шушкевича: Власти не разрешают выкупить на кладбище место рядом с дедовым, чтобы поставить скамейку и приходить к нему
«Болезнь — душ, который смывает с тебя все лишнее». Катя Пытлева и ее искренний рассказ о раке
