«Первым делом смыла грязь колонии». Дарья Чульцова о двух годах заключения, страхах и Марии Колесниковой
«На свободе пока чувствую себя немного неуклюжей и растерянной», — говорит журналистка телеканала «Белсат» Дарья Чульцова, которой пришлось после освобождения покинуть родину и найти себе убежище в Польше. В интервью она рассказала о почти двух годах за решеткой, особых правилах для Марии Колесниковой и чувстве страха, которое не покидало после выхода из колонии.
Фото: архив Дарьи Чульцовой
25-летнюю Дарью Чульцову освободили из гомельской колонии 3 сентября. В неволе она пробыла с 15 ноября 2020 года. Ее схватили вместе с подругой Екатериной Андреевой (Бахваловой) в квартире, где они прятались после разгона протеста на Площади Перемен. Журналистки вели стрим с акции, посвященной памяти Романа Бондаренко.
Сначала их осудили на 7 суток за «участие в несанкционированной акции и неповиновении». Потом же обвинили в «организации и подготовке действий, грубо нарушающих общественный порядок» и приговорили каждую к 2 годам колонии общего режима. Журналистки были признаны политзаключенными.
В заключении Екатерине Андреевой предъявили новое обвинение — «измена государству». Следствие проходило в условиях секретности, а процесс был закрытым. 13 июля журналистку осудили на 8 лет и 3 месяца колонии общего режима.
«Произошедшее с Катей было для меня было сильным ударом»
«С Катей мы сидели в одной колонии, но видеться могли только на расстоянии, так как общаться нам не давали, — рассказывает Дарья Чульцова. —
Друг друга мы поддерживали взглядами. Читали по губам, что все будет хорошо, крепимся».
«Первые несколько месяцев, когда Катю забрали из колонии, думалось, что ее вывезли на какой-то процесс, как свидетеля. Особо не переживала, так как была уверена, что у нее, насколько это возможно в неволе, все в порядке. Она просто свидетель.
Журналистки Дарья Чульцова и Екатерина Андреева на суде
Потом приехал адвокат и сказал, что на Катю заведено новое уголовное дело. Надеялась до последнего, что ей «перебьют» статью. Позже узнала, что ей дали 8 лет и 3 месяца», — говорит журналистка.
Об этом новом приговоре Дарья узнала на комиссии, распределявшей ее в отряд.
«Когда вышла с комиссии, почувствовала себя плохо. Те эмоции очень сложно описать, ведь тогда это был для меня настоящий удар. Было ощущение, что ко мне подошли сзади и перекрыли по голове», — вспоминает эмоции девушка.
«Колесниковой запрещены отношения с другими осужденными»
Дарья рассказывает, с кем из политических пересекалась в колонии.
«Марию Колесникову видела только на расстоянии, так как отношения с ней запрещены в принципе. К ней никто не подходит и она сама не подходит. Все понимают, что за это накажут дисциплинарными взысканиями.
Виделась с девушками, осужденными по «Делу студентов». Удавалось с ними беседовать. С Тоней Коноваловой была в одном отряде. И сейчас поддерживаю связь с ее родителями».
«Учились читать между строк, чтобы понимать, что происходит на свободе»
О репрессиях и судах заключенные знали, так как постоянно завозили новых политических, осужденных за комментарии, лайки.
«Они говорили, что следственные изоляторы переполнены. Сидит одна «политика», — вспоминает журналистка.
О войне в Украине мы тоже знали. Для нас это был шок.
К нам доходили новости. Мы понимали, что все не так, как показывают по телевизору. Учились читать между строк».
«Чувствую себя на свободе пока неуклюжей»
«На самом деле на свободе пока я в растерянности. У меня такое ощущение, что я вышла словно из пещеры. Приходится вспоминать, как пользоваться различными программами и техникой. Чувствую себя неуклюжей в социуме», — признается Дарья.
«Может, еще потому такое состояние, что оказалась в другой стране и мне здесь тяжеловато.
Но мне повезло. У меня здесь много помощников, которые могут взять за руку и отвести туда, куда нужно, поэтому некоторые вопросы отбрасываются сами собой», — отмечает она.
«В колонии с приближением освобождения мне становилось все более некомфортно»
Из Беларуси Дарья выехала 21 сентября, 22-го была уже в Варшаве.
«На белорусской границе не было никаких вопросов. Может, меня не занесли в какие-то списки. Слышала, что «экстремистов» обводят красной рамочкой, но ко мне не было вопросов. Пропустили, как всех, очень быстро», — считает журналистка.
Дарья Чульцова сразу после освобождения. Фото: «Новы час»
«Когда я еще находилась в колонии, то с приближением освобождения мне становилось все более некомфортно. В голову приходили мысли, что выйду за ограждение, а там встретят не родные, а бус, который снова меня заберет. Почувствовала, что начинается паранойя, и это было очень страшно», — признается Дарья.
Первые дни на свободе ей тяжело давались психологически.
«В Шклове (Дарья оттуда родом. — НН) пошли с сестрой гулять и ехала милицейская машина. У меня сработал триггер, словно в сторону от дороги кто отбросил, подальше от этой машины.
Боялась, когда ехала через границу, что заберут на ней. Боялась каждый день, что пойду отмечаться в милицию и меня оставят там. Страх этот присутствовал постоянно», — замечает журналистка.
«Сбор чемодана дался мне больно»
Журналистику Дарья избрала в старших классах. Окончила факультет журналистики Могилевского университета имени Кулешова. Работала в местном интернет-издании «Могилёв. Онлайн». В 2019 году начала сотрудничать с «Белсатом». В Могилеве ее дважды штрафовали за работу без аккредитации. В сентябре 2020-го девушка перебралась в столицу и начала работать оператором.
«Если бы я осталась в Беларуси, то не смогла бы заниматься своей профессией. Моя профессия осталась бы лежать дипломом на полке, и все», — считает Дарья.
«Поэтому, — объясняет она, — отъезд был предрешен. Было понятно, что мне нельзя оставаться в Беларуси. Это решение далось трудно. До последнего момента я не осознавала, что на самом деле уезжаю.
Я находилась в родительской квартире, где все мне было знакомо. Без света в темноте могла пройти и ничего не зацепить. В ней было ощущение, что это мой дом. Но я вынуждена была собирать вещи. Не знаю, когда вернусь назад и почувствую родное. И это ощущение очень тяжелое и поэтому сбор чемодана дался мне больно.
Свободная Беларусь восстанет, и я вернусь на родину. Отвечу девизом журналистов и всех белорусов: «Ну, вы же сами все понимаете», что должно произойти. Только тогда все уехавшие белорусы могут вернуться».
«Куда делись два года?»
В разные периоды времени Дарья по-разному воспринимает пережитую неволю.
«Если настроение плохое, то думаешь о двух потраченных впустую годах жизни. Когда меня посадили, мне было 23, а сейчас — 25. Меня это поражает. Я как будто перепрыгнула эти два года. Они исчезли из моей жизни. Я понимаю, что дальше будет 26, 27, а куда делись мои 24? Их как не было.
С хорошим настроением два года воспринимаются иначе. В неволе познакомилась с прекрасными людьми, с которыми поддерживаю связь.
Меня угнетает, что они остаются там. Надеюсь на изменения и что они выйдут раньше. Ждешь, что к тебе придут эти прекрасные люди. О них я готова много говорить с любовью.
Отношения и знакомства с этими людьми, которые ввиду страшных обстоятельств там оказались, самый положительный момент неволи», — подчеркивает она.
«По освобождению пошла в магазин, чтобы самой что-то купить»
«Еще в следственном изоляторе писала, что в заключении не хватает свободы воли. Ты лишен возможности такой мелочи, как купить шампунь, например. Тебе все необходимое присылают. Либо ты должен просить, чтобы тебе прислали», — объясняет Дарья.
«Я шутила, что хочу пойти в магазин и там купить хотя бы носки. Мне безразлично было в конце концов, что там купить. Хоть какую мелочь. Чтобы чувствовать, что ты волен сам пойти на кассу и расплатиться, а не просить кого-то.
Это, может, звучит странно, но это так.
В магазине я купила разные гигиенические средства. Шампуни, скрабики, масочки. Решила отмыться от грязи колонии. Сразу пошла в отдел чистоты…»
Политзаключенная журналистка Дарья Чульцова рисует для своей мамы в колонии
«Наказать тех, кто не «исправляется». Узников не выпускают на свободу, выдвигая новые обвинения — насколько это массовое явление?
