1863-2023. А был ли смысл в том восстании? И правильно ли сделал Калиновский, отказавшийся от эмиграции?
22 января 1863 года в Беларуси, Польше и Литве вспыхнуло восстание против царизма. Сегодня исполняется 160 лет с этого дня. Главой повстанцев в Беларуси был Кастусь Калиновский — уникальная фигура в истории. Человек редкой харизмы, исключительного таланта и, к тому же, неоспоримый герой. Но оправданы ли были жертвы?
Часовня, где похоронены Кастусь Калиновский и повстанцы. Вильнюс
Давайте представим, что восстаний не было. Что в 1794-м жители Беларуси не поддержали Костюшко, в 1812-м не вошли с Наполеоном в Москву, не восставали в ноябре 1830-го, не шли за Калиновским в 1863-м. А между 1812-м и 1830-м — не было филоматов и филаретов, между 1830-м и 1863-м — кружков 1840-х.
Не было пяти больших выступлений за семьдесят лет. Не было семи «зачисток» в течение жизни трех поколений. Не было этой неизвестной войны.
Тихо и гладко прошел бы XIX век, и что бы мы имели в итоге?
После каждого восстания была реакция. На уровне частной человеческой жизни это были заключения, высылки, конфискация имущества, эмиграция.
В масштабах края начинался новый виток русификации и атомизации.
В 1839-м Беларусь потеряла униатскую церковь, которая могла объединить весь народ; в 1840 — свои обычаи и закон: было прекращено действие Статута ВКЛ; в 1863 — даже название: вместо «Литвы» или «Беларуси» начал тотально употребляться «Северо-Западный край».
Остался один белорусский язык, да и на нем запрещено было издавать книги.
Лояльность к власти сберегла бы жизнь тысячам патриотов, среди которых нашлись бы и просветители, и ученые, и поэты. Но вся Европа бушевала в XIX веке, ломая старые феодальные порядки. И — если бы не те восстания — имели бы мы Беларусь в сегодняшнем виде?
Белорусы восставали вместе с поляками. Позволил бы российский царизм от 1869 печатать этнографические сборники «на белорусском наречии», если бы не было нужды ослабить польское движение на этих территориях? Смотрел бы он сквозь пальцы на научную деятельность Киркора, Карского, «краевцев»?
Конечно, говорить об искусственном создании белорусов милостью царя-батюшки не приходится. Российская администрация, условно говоря, вырубала высокие деревья и не обратила внимания на подлесок, скрывавшийся в их тени. Думала, засохнет сам и поле можно будет засеять чем захочешь. Но не учла силу подземных корней.
Все восстания XIX века выглядят инерцией Речи Посполитой. Как в начале 1990-х скучали по СССР, так и белорусская шляхта пыталась возродить «золотую вольность», время которой безвозвратно ушло. Не было исключением и последнее восстание — оно также готовилось и управлялось прежде всего шляхтой. Шляхта стала его основной социальной базой, и участники еще отчасти грезили о возвращении Речи Посполитой.
До конца не понимая, что стремится сесть в поезд, который давно ушел и возвращаться не собирается.
Что касается крестьянства, самой многочисленной части тогдашнего населения, то оно в массе своей и это восстание не поддержало. Предложенная властями синица в руке явно перевесила в их глазах повстанческого журавля в небе.
Но важно то, что на этот раз среди руководства восстания были влиятельные деятели, которые считали нужным обращаться прежде всего к крестьянству, потенциально видя в нем уже не вспомогательную, а основную силу. Кастусь Калиновский был наиболее яркой личностью, которая придерживалась таких взглядов.
Поэтому восстание в понимании Калиновского было направлено на развитие, в будущее. Сам Калиновский, сын успешного предпринимателя, выглядел далеким от воспетой Мицкевичем феодально-застенковой куртуазности. Вспомните его «у нас нет господ, у нас все равны».
Кастусь Калиновский. Реставрация портрета с помощью нейросетей
Он стремился через «Мужицкую правду» сагитировать крестьян как равных себе, а не повести в приказном порядке, как четыреста лет водил шляхтич своих холопов в набег на соседа. И, что важно, его при этом не останавливали возражения некоторых соратников, что крестьянство на землях бывшего ВКЛ языком и культурой непольское, что, отказываясь от опоры на шляхту, он тем самым отталкивает от себя единственный социальный элемент, который здесь олицетворяет польскость.
За что Калиновского, этого Уильяма Уоллеса нашей национальной мифологии, и сегодня ненавидят те, кто не принимает факт существования белорусской государственности?
Примечательно, что ни Костюшко, ни Тамаш Зан, ни предводители 1830-го не вызывают у них никаких эмоций.
Ведь Калиновский в «Мужицкой правде» на простых примерах показал, что обитатели этой земли — не русские и не поляки. Отдельный народ. Правда, показать он это показал, а вот напрямую, однозначно и открытым текстом сказать на весь мир не успел. Не сумел четко сформулировать национальную идею, оставить после себя какое-то теоретическое наследие, от которого могли бы напрямую отталкиваться последователи, в процессе дополняя и развивая идеи «отца нации». Хотя явно к этому шел. Если бы его не убили, он, наверное, это сформулировал бы.
Готовность Кастуся Калиновского опираться не на шляхту, а на крестьянство, толкала его на путь выработки белорусской национальной идеи естественно и абсолютно неизбежно. Ведь крестьянство на территории Беларуси было сплошь белорусскоязычное, а потому работа среди него была возможна только по-белорусски. Это же, в свою очередь, вызвало бы необходимость заботиться о развитии литературного стандарта языка, заботиться о создании соответствующего образования — короче, обо всем том, на основе чего возрастает национальное осознание, которое впоследствии «не спыніць, не стрымаць»…
Главное, что Калиновский был такой не один. Если бы этих людей тогда не перевешали одних и не рассеяли других по миру, возможно, белорусская идея кристаллизовалась бы раньше на поколение — в одно время с литовской или словацкой. И тогда мы бы имели уже совсем другую историю Беларуси и белорусов.
Более того, даже иную историю всего региона, поскольку наличие здесь большой массы национально неосознанного населения предопределило многие последующие события. Ведь слишком велик был соблазн использовать это «ничье» население в качестве этнического материала сторонниками сразу нескольких взаимно конкурентных национальных проектов.
Но в итоге случилось иначе.
Отказ Калиновского после поражения уехать в эмиграцию и письма из-под виселицы по-белорусски выглядят частью осмысленной стратегии. Только была ли эта стратегия правильной? Да, после его мученической смерти мужицкий народ хоть и через десятки лет, но все же сформулировал собственный запрос на самостоятельное бытие. Но если бы живой Калиновский сделал это на те же десятки лет раньше, не была бы историческая судьба белорусского народа куда счастливее?
