Уроженка Любанского района Светлана Курс пишет художественные произведения под псевдонимом Ева Вежновец.
Добрался наконец до романа Евы Вежновец (Светланы Курс) «Па што ідзеш, воўча?». Книжка как огонь. День прошел незаметно.
Мне понравилось, как в романе удерживается баланс между реальностью и сказкой. Казалось бы, сюжет сказочный, фольклорный — герои должны отыскать и вернуть в царство мертвых проклятый артефакт (фактически, сюжет «Властелина колец»). Да какой артефакт — серебряное зеркало. Такого в нашем времени и в нашем мире, казалось бы, быть не может.
А может ли быть, что два человека с высшим образованием режут полосами дерн и возят на могилку — обкладывать ее, чтобы усопшему не было зимой холодно? (Я имею в виду нас с папой и «приложение» бабушкиной могилки.)
Другими словами, ничего фантастически-сверхъестественного в романе не происходит, сказка существует в воображении людей. И это особенность сознания этих людей — белорусов. Хотя остается и стойкое впечатление, что за сценой, на которой играют человеческие драмы и комедии, кто-то стоит.
Автор выбрала форму бабушкиного рассказа, чтобы показать внутренний скрытый механизм, который движет сюжет, что происходит в настоящем. Этот механизм — прошлое.
Я от своих бабушек слышал рассказы про войну, раскулачивание, люблю и понимаю этот жанр. Но как его воспринимают 17—20-летние?
Также это «повествование в повествовании» позволяет не писать от имени автора четыре тома «Войны и мира», как сделал Толстой. А материала, фактуры хватило бы на такой объем. Удалось вместиться в достаточно скромный формат, ведь память рассказчика выбирает главное сама, а менее существенное — отбрасывает.
Читаются метафоры: »мука колхозная: черная, в спорах и рожках« — горький хлеб, почти библейское: «возьми рожь протухшую, смешай со свежой — все протухнет», и пустые колосья на длинных стеблях — как следствие и наследие коммуны над рекой Аресой.
Импонирует присутствие в романе «большой истории» — Купалы и Прищепова, с его характеристикой белоруса (который «привык сидеть на хуторе и фигу в кармане крутить»). Такие «камео» вводил и Мележ в Полесской трилогии.
Еще одна метафора — цикличность истории. Партизаны 40-х повторяют поступки партизан 20-х, жены «врагов народа» отрекаются от мужей, как и жены бывших атаманов. В этом есть библейская (Савва и Прося — как Самсон и Далила ли Иудиф и Олоферн), но более феминистическая нотка: войны, агрессия — порождение жестокого и незамысловатого мужского мира. А колдуньи — шептухи в нем — будто »санитары леса». С одной стороны, они помогают всем, «не принимают ничьей стороны«, но вместе с тем — »хочешь, стреляй меня, но потом не обижайся». Ведь все отразится в последующих поколениях — то ли из-за того, что человек прогневал магические силы, то ли просто из-за особенностей его натуры и образа жизни. И в сухом остатке у Шардыки, который был героем, царем и Богом — «вогнік на х*і», грыжа и дети — пустодомы.
Мифологией — от самой древней, обозначенной именами прабалтских богов (Девая, Лойма) до современной пропитана вся книга. (Хочется написать «…как и белорусская душа».) Даже имя главной героини из Дорофеи превращается в Дарфею (дар+фея) и Дорошку («дорожка» от одного мира к другому). И наряду со всей этой сказочностью проявляется вдруг очень бытовой грунт всей этой разлаженности, недолюбленности главной героини: баба Дарфея была холодна со своим сыном (отцом главной героини), так как считала, что его отец — Шардыко, насильник. Только когда родилась рыжая курносая внучка, стало ясно, что сын — от милого еврея Орки. Но поправить отношения уже не было как, пожалуй. И это тоже очень жизненно.
Цеплялось немного глаза за «высокопарные» фразы: «держать руку» (помогать), «из дома» (походит), «звонкая монета» (вместо »деньги»). Не было ясно, откуда это и зачем, пока не раскрылось значение названий хуторов Орадебер и Запаттер. В них шляхтянки после 1863-го зашифровали свои девизы для кого-то, кто сможет их когда-то расчитать — для своих. А раз те латинские и испанские выражения — часть здешней топонимики, то и «высокопарные» фразы приобрели подкрепление, зазвучали естественнее.
Озвученный, не раз произнесенный лейтмотив романа — «здесь ничто не держится», это земля безнадежная, тут надо «пісаць дрындушкі» просто, чтобы дали жить (а иногда и это не спасает), единственный спасение — побег. Но сюжет, само течение жизни — противоречит произнесенному. Если, перефразируя Спинозу, «не плакать, не смеяться, а понимать и делать» — что-то будет.
Роман был дописан в 2019-м, а в печать сдан в декабре 2020-го, в совсем уж другой от времени написания атмосфере.
Но никакие атмосферные явления не отменяют изменения времен года.
